Победа над бездной

«Господи, за что мне все это? Неужели я самая грешная на свете? Никого не убила, не обворовала… Чтó я, хуже всех? Уж лучше бы и не было в моей жизни Игоря с таким коротким семейным счастьем! Будто насмешка над судьбой… Я же не кукла, а живой человек!» – Соня с болезненной тоской смотрела на безоблачное небо через чисто вымытое больничное окно. «Что мне делать в Хабаровске? Ну хорошо, будем жить там вместе с отцом, как хочет мама. Но это нужно не мне, а ей. У отца там работа, а я чем буду заниматься? Тосковать по былому счастью?»

Тут дверь в палату распахнулась, и в комнату влетел мощный энергетический вихрь в виде Ирины Васильевны с большой сумкой и пакетом в руках:

– Ну, наконец-то! Дочь, больше никаких мучений! – выпалила она, прижавшись густо накрашенными губами к щеке Сони. – Собирайся! Всё здесь, – кивнула она на сумку. – Времени в обрез. Такси я уже вызвала. Через два часа – заезд в санаторий.

– А домой? Я думала, мы сначала домой поедем…

– Зачем? Не будем терять времени. Вперед, навстречу новой и радостной жизни! Давай, давай! Я сейчас только к главному на секунду забегу. Одевайся!

Соню привычно затошнило оттого, что против собственной воли она вновь оказалась затянутой в воронку маминого диктата. «Неудачница девочка-переросток» – вот и вернулось всё на круги своя.

Да мама и не скрывала безудержной радости от их расставания с Игорем. Она ведь всегда знала, что для дочери хорошо, а что плохо, и только ее, материнский, сценарий был единственно верным.

Соня иногда даже говорила ей: «Ты не мама, а папа, – Папа Римский. Потому что он непогрешим и никогда не ошибается». На что слышала неизменный ответ: «Я мать. И этим все сказано».

– Так, – решительно входя в палату, отрезюмировала Ирина Васильевна, – с главным согласовали. Если будет нужно, вернешься сюда дней на десять после санатория. Там посмотрим… Пошли! – и подхватив сумку, застыла в удивлении, взглянув на дочь.

Соня беззвучно плакала. На лице ее отражалась безысходность, граничащая с отчаянием.

– Да что ты, дочь? Что ты? Ну-ну, успокойся! Все уже закончилось. Сейчас отдохнешь, поправишься, а потом и вовсе забудешь про своего муженька-инвалида. Другую жизнь начнем! Как закрутится, да завертится… Все будет хорошо! Ну пойдем, не кисни! Время не ждет.

Уже в такси Ирина Васильевна заговорщическим тоном сообщила Соне:

– Исключительно во имя твоего спокойствия и чтобы тебе не пришлось общаться с ним самой, я утром позвонила Игорю. Ну, конечно, в основном ради приличия, – при этих словах она повела головой кверху, что означало ее неоспоримую правоту. – Я сказала ему, что заберу тебя из больницы и его помощь нам не нужна, так же, как и его друзей-сослуживцев. – И сбавив голос почти до шепота, вынесла вердикт: – После санатория видится с ним тебе не надо. Жить будем у нас дома, потом уедем к отцу.

И сразу же не терпящим возражений тоном обратилась к водителю: – Молодой человек, при такой, с позволения сказать, скорости и опоздать можно. Санаторий нас ждать не будет: у них строгое расписание.

Уже ближе к концу пути, за время которого Соня не произнесла ни звука, Ирина Васильевна сказала дочери на ухо:

– Ни о чем не волнуйся! Я сама займусь вашим разводом. Договорюсь с кем надо, все оформлю. Только распишешься в документах и сможешь забыть об этом идиоте навсегда.

– Мама, зачем ты так? Как ты можешь? – Сонины щеки вспыхнули гневной краской.

– Всё-всё, не волнуйся! Конечно, он не виноват в том, что получил травму. Хотя, кто это знает теперь?.. Но идиот-то тебе зачем? Ты у меня такая красавица! Одна фигура чего стóит: хоть сейчас на подиум. Надо уметь себя ценить, дочь. Поняла? – Ирина Васильевна обняла Соню, слегка встряхнув ее, как грушу. – Да весь Дальний Восток будет у твоих ног, вот увидишь.

Через несколько минут молчания, не получив ожидаемой поддержки от дочери, Ирина Васильевна углубилась в тему:

– Говорила я тебе, что с чекистом связываться себе дороже. Но ты же меня не слушала. Любовь! Да это такие люди, с которыми нельзя иметь никаких отношений: замучаешься разгребать потом. Вот сейчас, кто из них тебе помог? Только мать одна рядом, и все.

– Игорь работает на нашу страну, – голос Сони задрожал.

– Хм… и сейчас всё продолжает работать? Никак не может остановиться, значит?

Неестественно бледное лицо Сони заполыхало лихорадочно-багровым румянцем.

Не обращая внимания, Ирина Васильевна продолжала идти ледоколом:

– Да и само замужество с ним было предательством нашей семьи, – заявила она, поведя головой кверху.

– Ты сама себя слышишь, мам? – Соня с удивлением смотрела на нее.

– Слышу, дочь. А вот ты не хочешь меня услышать, к сожалению. Они моего отца расстреляли, деда твоего.

– Какой сейчас год, мама? Ты меня удивляешь просто! Игорь его расстреливал?

– Да все они одинаковые. Что изменилось-то?

– У Игоря дед тоже был расстрелян как враг народа.

– Да-а? – Ирина Васильевна не на шутку удивилась. – Я не знала…

После недолгого замешательства, переварив шокирующую новость, она парировала:

– Значит, было за что. Небось, НКВДшником был. Свои своих же и поедали, как ядовитые пауки.