Победителей не судят

Нашей роты, конечно, это все не касалось. Я вообще устал за эти пару недель — на нас пала вся тягость обеспечения порядка во все более морально разлагающемся лагере. Стремительность пусть и организованного дембеля (может, потому и стремительного, что организованного) намекала, что еще одного перехода в другой лагерь не будет, да и, что ни крути, почуявших дембель солдатиков обуздать будет все сложнее. У них и винтовки-то давно поотбирали от греха. Совместно с жандармами и комендачами мои парни едва не каждый день разнимали драки и задерживали упившихся дебоширов, а однажды и оружие применили, просто расстреляв залпами клубок драки с поножовщиной, благоразумно решив не соваться. Но, в целом, все шло на редкость организованно — вот, воевали бы мы так!

Все проходит, прошел и дембель. И остались мы в опустевшем лагере с какими-то огрызками кадровых частей, множеством офицеров и неуютностью своего положения. Моего положения. Мое место, как командира роты — резко стало предметом зависти многих офицеров, оставшихся не у дел. С одной стороны — на них не было хлопот, с другой — все уже понимали, что времена, когда можно было сделать карьеру легко и быстро, кончились с последними залпами войны. В общем, положение у меня — хуже губернаторского, который сам себя высек. По всей армии прокатилось кадрирование, и многие офицеры уже чуяли закат своей карьеры, особенно те, у кого возраст был побольше. От косых взглядов спасался ревностным выполнением обязанностей, что не оставляло лишнего времени на пьянки и прочее. Чем заслужил еще больше подозрений в желании сделать карьеру… что, в общем-то, не являлось совсем уж неправдой.

Но вскоре грянул гром в виде сокращения офицерского состава. Пришел приказ, и полетели погоны, как осенние листья. За заслуги причитались всяческие нямки и ништяки, но — пинком под зад с армии, прощай карьера. Часть, впрочем, получила предписания во всякие глухие углы новоприобретенных земель, причем наиболее неоднозначным местом будущей службы была Западная граница — там Степь, и потому присутствуют как тяготы и лишения в полный рост, так и возможность сделать карьеру. В штабах и около бушевали потаенные страсти, крутились интриги и всяческие комбинации в среде тех, кто желал выбить наиболее подходящее для него место службы.

Гром сокращения грянул вместе с молнией. Началось. Появились Верные аж из столицы, с грозными бумагами от начальника Военного отдела Верных Бирра, и понеслось. Нескольких офицеров арестовали, причем, по-моему, далеко не глупых, и не неумелых. Не знаю, как там с вменяемыми им растратами и шпионажем — по-моему, просто сводят счеты и подчищают поляну. Но пока в целом все было в пределах нормы, хотя и напрягало. Однако вскоре в лагере остались, по сути, только наша рота и хозвзвод, да несколько офицеров ожидающих назначения в окрестные какие-то районы. Вот тут началась рутина, словно о нас вообще забыли.

Солдатикам моим, кстати, предложили «по согласию», получив лишь причитающееся за едва начавшийся месяц жалование, уволиться. Дураков терять кормушку оказалось не очень много, но несколько человек вскоре покинули нас, выкупив одну из телег, и ощетинившись трофейными револьверами, (а кто-то и винтовку выкупил), отправились на юг, в сторону союзной границы. Там теперь безвизовый режим и зона таможенного благоприятствования, так как-то. Остальные предпочли еще четыре месяца гарантированной кормежки и жалования, при резко снизившемся риске получить метала в организм, или отступные от князя. Ну а меня никто не спрашивал насчет желания покинуть ряды, чему я был только рад.

В опустевшем лагере стало как-то совсем тоскливо. Солдатикам назначил серьезные задачи по охране — словно мы ядерные бомбы тут стерегли. Они, впрочем, большей частью отнеслись с пониманием — им тоже было скучно. Ну а я потихоньку вписался в офицерское общество завсегдатаев полевой кантины, благо сейчас мне уже никто не завидует. Впрочем, едва ли не чаще мы выпиваем рюмочку с капитаном Ури, все еще прозябающем в лагере — пакет с донесением им отправлен, но приказ пока не пришел, сейчас самая зимняя распутица, и если документ не срочный — то может идти неделями. Он тоже был среди рисских офицеров чужаком, так что мы с ним спелись.