„.А я всё тоскую о
любимой,
о ней,
что тоже любила,
но после…
ушла к итальянцу
за лиры,
что были
влиятельней
лиры моей.
(«Город и годы») Память стареющего поэта была щедра на образы возлюбленных юности:
…Первая любовь моя
Видится, – серьезна, светла.
Помнится, за что ни возьмусь я,
Вкладываю душу дотла.
Вдруг из давней давности вести
Старенький сулит мне блокнот:
Память о погибшей невесте
В буквах полустертых встает, -
Вспомнили блокнота листки
Глаз ее зеленые чары,
Золота волос завитки…
(«У своего же огня») И – ни слова о жене Галине ни в лирике эмигрантской поры, ни в поздних стихах. Даже строки последних стихотворений посвящены не той, с кем были пережиты самые тяжелые времена, с кем встретил старость:
Как тебя я увидел во сне
На мгновенье живую, былую,
Затеплилося сердце во мне
И казалось: тебя я целую.