Знаю:
в эту ночь
печально,
молча ты
пристально глядишься
в бездну зеркала.
Где твой смех бывалый,
колокольчатый?
Всё-то потускнело,
всё померкло!
(«Зеркало»)
Примечательно – именно у Щеголева в «Зеркале» впервые прозвучала эта пронзительная фраза: «Всё не так, не так, не так, как хочется!», всплывшая много лет спустя в ставшей знаменитой песне Владимира Высоцкого: «Всё не так, ребята!»
Лирическая зарисовка «Кошка» только формально увязана с заданной темой. Она лишена символики и многосмысленности, но оттого не становится менее изящной и трогательной:
Вот мы снова встретились,
Встреча роковая…
В шубе и в берете Вы
Ждете у трамвая.
Спрашиваете новости,
Хвалите погоду,
Оживает снова всё,
Как тогда – в те годы.
«Вещность» портретных характеристик лирической героини придает стихотворению непосредственный и глубоко жизненный смысл. Именно о таких лирических высказываниях, в которых лирическое «я» говорит и о себе, и обо всем человечестве сразу, писал И. Анненский [107]
Несколько по-иному реализован принцип «овеществленности» эмоции в стихотворении «Камея»:
Вот я сижу, вцепившись в ручки кресла,
Какие-то заклятья бормочу.
Здесь
Нет-нет! Мне эта боль не по плечу.
<.>
Но я ведь вещность придавать умею
Снам, призракам и капелькам дождя.
И вот стихи – резная вещь, камея -
Дрожат в руке, приятно холодя.
Стихи, «резная вещь», с точки зрения универсальной поэтической метафорики – то, что отточено и выверено. С точки зрения акмеистской вещности – это действительно «камея», запечатленный образ в честь возлюбленной. Оттого и холодят они своей «каменной» природой (вспомним названия ключевых акмеистских сборников). А с точки зрения индивидуальной поэтической психологии Щеголева – стихи самоценны своей материальностью, «охлаждающей» пыл любовного чувства, своим «холодным, острым, бритвенным» ритмом.
Остальные 10 стихотворений Щеголева в «Острове» грешат голым экспериментаторством («Феникс», «Сквозь цветное стекло», «Дом») либо построены на поединке техники и риторики в ущерб лиризму. Иногда Щеголев впадает в самоповторение («Ангелы», «Химера»):
Одолеем мы химеры эти,
Страхи и сомненья зачеркнем, -
Взрослые умом, душою дети,
С юностью, с надеждами, с огнем, -
Через всё пройдем, перешагнем!
(«Химера»)
Но хуже всего то, что написано непосредственно в угоду советской идеологии:
Ярмо тяготело. Рабы бунтовали.
Витала над Пушкиным тень Бенкендорфа…
Россия!
Когда б не пробилась – травою из торфа.
(«Россия»)
По-видимому, «вдохновение из стакана» не столь часто улыбалось Щеголеву, как другим «островитянам». В отличие от своих товарищей, он был слишком отягощен путами соцзаказа.
После безвременной смерти Н. Петереца Щеголев фактически остался не только единственным руководителем объединения, но и редактором сборника. Правда, Перелешин пишет о том, что Щеголев «наотрез отказался редактировать “Остров”, требуя, чтобы редактировал его я <.. .> “игра в поддавки” закончилась тем, что редактировали мы книгу сообща, а в самой книге имя редактора не было обозначено». Но всё же «Предисловие» к «Острову» написано именно Щеголевым. В нем не только ярко проявилось его творческое кредо на тот момент, безусловно, окрашенное просоветскими настроениями, но и находит подтверждение его талант литературного эссеиста. Как название «Остров», по щеголевскому утверждению, «множится смыслами» для участников сборника, так множится смыслами каждый новый тезис автора Предисловия. И вот еще на что непременно хотелось бы обратить внимание: и в «Предисловии» к «Острову», и в «Предисловии» к сборнику статей «Возвращение» Щеголев предельно щепетилен по отношению к имени и памяти Николая Петереца. Он постоянно подчеркивает его роль и в поэтической, и в редакторской работе «Пятницы», и его значение для дела возвращенчества. «Удивительную скромность» Щеголева не случайно вспоминает Валерий Перелешин [108] . Неизвестно, какие причины подвигли впоследствии Ю.В. Крузенштерн-Петерец к столь едким репликам по отношению к другу ее умершего во цвете лет супруга, однако, судя по печатным «жестам», Щеголев этого вряд ли заслуживал…