Читаем Победы, которых не было полностью

Всего в бою на один разорвавшийся японский снаряд в среднем приходится 2,2 выведенных из строя русских моряка[148]. На японских же кораблях каждый попавший русский снаряд (учитывая и неразорвавшиеся) выводил из строя в среднем 3,3 человека[149]. Таким образом, становится очевидным, что русские снаряды были, не столь безобидны, как это принято считать, и дело свое делали исправно. Как минимум не хуже, чем боеприпасы противника. Когда попадали, конечно. Однако вот попаданий было до ужаса мало. И не потому, что пушки оказались хуже неприятельских. Если опять обратиться к мемуарам участников Цусимы, то можно прийти к выводу, что при стрельбе отсутствовало не только единое управление огнем, но даже, зачастую, элементарная координация стрельбы. Пальба велась беспорядочно, разными калибрами, путая пристрелку соседей. Попасть в цель в таких условиях, разумеется, было очень сложно. А между тем, из основных двенадцати боевых кораблей адмирала Того только четыре являлись полноценными броненосцами. Остальные же восемь были всего лишь броненосными крейсерами[150]. Для них любой удачно пущенный крупнокалиберный русский снаряд мог оказаться роковым.

Совсем уж нелепо выглядит утверждение о несравнимо большей скорострельности японских орудий, которое в отечественной исторической литературе приобрело не меньшую популярность, чем миф о самурайских суперснарядах. Для доказательства этого мифического превосходства обычно сравнивается полигонный (рекламный) показатель у японских пушек и практический (имевший место в реальном бою) у русских. Кроме того, необходимо заметить, что, рассуждая о факторе скорострельности, упомянутые выше авторы, скорее всего, путают задачи, выполняемые крупнокалиберной морской артиллерией, — с целями, для которых создан пулемет. Для справки: боезапас на ствол главного калибра на броненосцах тех лет состоял всего из нескольких десятков выстрелов, а морской бой обычно длился несколько часов и мог продолжиться на следующий день. Содержимое корабельных арт-погребов, таким образом, расходовалось бережно. Успех зависел не от частоты залпов, а от их точности.

Здесь статистика боя вновь все расставляет по местам. Так, броненосец «Николай I» из двух своих орудий калибра 305 миллиметров выпустил 94 снаряда — на 20 больше, чем «Сикисима» из четырех[151]. «Орел» и «Микаса», имевшие по четыре 12-дюймовые пушки, израсходовали 185 и 124 снаряда соответственно[152]. И т. д.

Примечательно, что ошибочный анализ итогов Цусимского сражения (сразу после войны точных статистических данных с обеих сторон еще не было) оказал медвежью услугу британским морякам в ходе уже упоминавшейся Ютландской битвы 1916 года. Вот что писал по данному поводу известный английский морской историк Вильсон: «Германские снаряды оказались в бою гораздо более действительными, а это произошло потому, что британский флот основывался на опыте Цусимского боя, в котором японцы широко использовали фугасные снаряды с чувствительными взрывателями и получили решительные результаты, тогда как русские стреляли бронебойными снарядами (такими, какими германский флот пользовался в мировую войну) и потерпели поражение. В результате британские снаряды не пробивали германскую броню»[153].

С мнением английского специалиста перекликаются и строки из воспоминаний ветерана Цусимы (а затем видного отечественного инженера-кораблестроителя) Костенко: «Если бы японцы применили бронебойные снаряды, то три корабля типа «Бородино» были бы потоплены гораздо раньше, и не потребовалось бы такого количества попаданий, какое они выдержали»[154]

.

Здесь можно бы было оспорить и другие цусимские легенды, однако автору этих строк не хочется утомлять читателей пространными рассуждениями на узкоспециальные темы, ведь и того, что уже изложено, достаточно для утверждения — русская эскадра имела все предпосылки для прорыва во Владивосток. Однако, позволив втянуть себя в совершенно ненужное ей сражение, да еще в исключительно неблагоприятных условиях, при бездарном командовании, была уничтожена, продемонстрировав полную тактическую беспомощность. Случилось это по причине элементарной безграмотности, непрофессионализма и расхлябанности экипажей ее кораблей.

План А. В. Суворова по разгрому французской армии в Швейцарии


 Реальный ход Швейцарской кампании А. В. Суворова

Бой за Чертов мост

План Бородинского сражения.

Ясно видно, за кем к концу дня осталось поле боя

М. и. Кутузов на Бородинском поле

Бородинское сражение

Командир миноносца «Стерегущий» лейтенант А. С. Сергеев

Проект памятника «Стерегущему» скульптора К. В. Изенберга

Открытие памятника «Стерегущему»


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых загадок истории
100 знаменитых загадок истории

Многовековая история человечества хранит множество загадок. Эта книга поможет читателю приоткрыть завесу над тайнами исторических событий и явлений различных эпох – от древнейших до наших дней, расскажет о судьбах многих легендарных личностей прошлого: царицы Савской и короля Макбета, Жанны д'Арк и Александра I, Екатерины Медичи и Наполеона, Ивана Грозного и Шекспира.Здесь вы найдете новые интересные версии о гибели Атлантиды и Всемирном потопе, призрачном золоте Эльдорадо и тайне Туринской плащаницы, двойниках Анастасии и Сталина, злой силе Распутина и Катынской трагедии, сыновьях Гитлера и обстоятельствах гибели «Курска», подлинных событиях 11 сентября 2001 года и о многом другом.Перевернув последнюю страницу книги, вы еще раз убедитесь в правоте слов английского историка и политика XIX века Томаса Маклея: «Кто хорошо осведомлен о прошлом, никогда не станет отчаиваться по поводу настоящего».

Илья Яковлевич Вагман , Инга Юрьевна Романенко , Мария Александровна Панкова , Ольга Александровна Кузьменко

Фантастика / Энциклопедии / Альтернативная история / Словари и Энциклопедии / Публицистика
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука