Победы, которых не было

Вскоре выяснилась и причина внезапной опалы СВЭ. В середине 30-х годов Сталин пришел к выводу, что стране советов необходима националистическая прививка[86]. Направленность пропагандистской машины СССР начала меняться. Этот рубеж можно определить по поведению деятелей культуры. Перестают сниматься кинофильмы, где царские офицеры выглядят исключительно садистами и дебилами.

(По подсчетам историка Сергея Волкова, опубликованным в его книге «Русский офицерский корпус»[87], новые фильмы о гражданской войне в России советские киностудии в период с 1942 по 1958 годы вообще не снимали.) На смену им приходят идеализированные Петр I, Суворов, Кутузов, Ушаков, Александр Невский. Новиков-Прибой, что называется «в темпе вальса» перерабатывает свою «Цусиму», вводя туда примеры героизма русских моряков. А Сергеев-Ценский принимается с государственно-патриотических позиций описывать «мировую империалистическую» войну. Перестраиваются и историки, начиная отыскивать в прошлом положительные примеры, типа легендарных артиллеристов Ивана Грозного, якобы повесившихся на стволах собственных орудий, чтобы не попасть в плен. Соответственно на 180 градусов изменились и каноны, по которым полагалось подавать Бородинский бой. Понятливые ученые тут же реанимировали забытую было фальсификацию Ростопчина о французских потерях. Именно эту цифру уже используют в работах, вышедших незадолго до войны, такие известные авторы, как Е. В. Тарле и М. С. Свечников[88]

.

От Жилина до Горбачева

Оставшиеся в живых немногие «старорежимные» специалисты к концу 30-х годов уже оказались полностью «перевоспитаны». А большинство историков из молодого рабфаковского поколения было заботливо ограждено от «тлетворного буржуазного влияния» с самого начала своей самостоятельной творческой деятельности. Поэтому отечественная наука о прошлом дисциплинированно и дружно пошла в указанном партией направлении. Работы зачастую принимали такой вид, что под ними постеснялся бы поставить подпись самый ярый дореволюционный националист. Особенно это характерно для военных и послевоенных лет. Бородинские цифры в этот период стремительно меняются — русские потери снижаются, а французские растут. Так, некто Б. Л. Кац, не удовлетворенный ростопчинскими выдумками, увеличивает его данные о потерях французов до 58 478 человек, обосновывая это более тщательным анализом ранее напечатанных документов[89]. Как Б. Л. Кац их «анализировал», непонятно, поскольку больше, чем получил Ростопчин, «выжать» оттуда уже нельзя. Из-за откровенной несерьезности работы на данном авторе можно бы, наверное, вообще не останавливаться (подобная незатейливая пропаганда «для поднятия боевого духа» во время войны изготавливалась в огромном количестве), если бы не коррективы, которые она внесла в советскую науку. Мифические цифры Каца подхватили многие историки и, не перепроверяя, а, просто ссылаясь на его статью, стали использовать, зачастую округляя до 60 тысяч. (Встречаются они и теперь, но уже со ссылками на книги, куда перекочевали в послевоенные годы.)

К середине Второй мировой войны Бородино и князь Кутузов уже превратились в «священных коммунистических коров», став в один ряд с другими идеологическими подпорками советского режима. Они теперь были обязательны к упоминанию в любой более-менее серьезной исторической работе, поскольку вошли в номенклатуру Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). Поэтому, например, им отводится значительное место даже в такой совершенно иной, казалось бы, по тематике книге, как «Русское военно-морское искусство», выпущенной в качестве учебного пособия для флотских офицеров и историков в 1951 году[90]. (В сборнике статей «Русское военно-морское искусство» оценка Бородинского боя завершается абзацем:

«Воля и искусство Кутузова победили волю Наполеона. К ночи Наполеон отвел свои войска с Бородинского поля, на котором он оставил более 58 тысяч убитых и раненых солдат и 47 генералов… Кутузов одержал крупнейшую победу… Наполеон впервые проиграл генеральное сражение…»)