Победы, которых не было

Военно-морская история знает немало примеров, когда удачные тактические ходы позволяли сводить на нет подавляющее количественное и качественное превосходство противника. Английский флот при Трафальгаре не только численно уступал франко-испанскому, но и состоял из судов более старой постройки[123]. Тем не менее, благодаря таланту Нельсона, а равно профессионализму и высокому боевому духу его подчиненных Британия обрела одну из самых своих громких побед. В состоявшемся спустя одиннадцать лет после Цусимы Ютландском сражении германский флот выглядел слабее английского по всем параметрам (количеству кораблей всех классов, калибру и числу орудий)[124], кроме одного — выучки моряков. В итоге, благодаря решительным и нестандартным действиям, немцы сумели нанести противнику много больший ущерб, чем понесли сами.

Та ситуация, в какой оказался Рожественский, тоже требовала от него какого-нибудь оригинального решения, позволяющего захватить инициативу, ошеломить неприятеля, спутать ему карты и заставить отступить от намеченного плана. Разнотипные корабли, составлявшие российскую эскадру, словно сами просились, чтобы быть разделенными на несколько отрядов. Ничего подобного сделано не было. Даже если бы вся 2-я Тихоокеанская состояла из новейших, сходных по тактико-техническим характеристикам кораблей, по всем статьям превосходящих японские, тот строй, в котором она была введена Рожественским в бой, обрекал ее на пассивность и уничтожение.

К тому же русские корабли дрались, имея значительную перегрузку, которую вполне можно было уменьшить до нормы в преддверии сражения, сняв с них принятые сверх всякой меры продовольствие, уголь и другие, ненужные для прорыва вещи. Уж, по крайней мере, надлежало избавиться от дерева (что вообще-то является азбукой морской войны), ставшего во время битвы причиной многочисленных пожаров, так как при попаданиях вражеских снарядов именно оно в первую очередь легко загоралось[125]. Забортная вода, закачанная для тушения огня, естественно оставалась внутри и еще больше увеличивала перегрузку. Броневой пояс в результате совсем уходил под воду, и пробоины небронированного надводного борта тоже начинало заливать. Как следствие — потеря остойчивости, после чего суда переворачивались и тонули, не исчерпав до конца всей своей потенциальной боеспособности[126]

.

Непонятно также, почему перед прорывом Рожественский не только не собрал совещания для обсуждения порядка действий, но даже не проинформировал никого о своем плане (не известно даже, был ли у него таковой). Поэтому после выхода из строя в самом начале сражения флагманского броненосца русский флот до самой ночи оставался практически без управления[127].

В отечественной историографии также пустили глубокие корни версии о подавляющем качественном превосходстве японских орудий и снарядов. Но вот данные бесстрастной статистики. Русские снаряды, даже при очень малом количестве попаданий в японские корабли, шесть раз пробили их 150 миллиметровые броневые плиты[128]. Японские же снаряды, при значительном проценте попаданий, ни разу не сумели пробить даже тонкой русской брони

[129], а также имели тенденцию взрываться при выстрелах в стволах собственных орудий. Только на одном броненосном крейсере «Ниссин» таким образом вышли из строя три (из четырех имевшихся на нем) орудия главного калибра[130].

Всего в бою на один разорвавшийся японский снаряд в среднем приходится 2,2 выведенных из строя русских моряка[131]

. На японских же кораблях каждый попавший русский снаряд (учитывая и неразорвавшиеся) выводил из строя в среднем 3,3 человека[132]. Таким образом, становится очевидным, что русские снаряды были, не столь безобидны, как это принято считать, и дело свое делали исправно. Как минимум не хуже, чем боеприпасы противника. Когда попадали, конечно. Однако вот попаданий было до ужаса мало. И не потому, что пушки оказались хуже неприятельских. Если опять обратиться к мемуарам участников Цусимы, то можно прийти к выводу, что при стрельбе отсутствовало не только единое управление огнем, но даже, зачастую, элементарная координация стрельбы. Пальба велась беспорядочно, разными калибрами, путая пристрелку соседей. Попасть в цель в таких условиях, разумеется, было очень сложно. А между тем, из основных двенадцати боевых кораблей адмирала Того только четыре являлись полноценными броненосцами. Остальные же восемь были всего лишь броненосными крейсерами[133]. Для них любой удачно пущенный крупнокалиберный русский снаряд мог оказаться роковым.