Победы, которых не было

Из школьного курса истории читателям, безусловно, знакомы примеры морских сражений, решивших исход очень крупных войн, — когда боевые действия велись не только на воде, но и на сухопутных театрах. Такими были, например, Саламинская, Гравелинская и Трафальгарская баталии. Все эти три битвы роднит еще и то, что и персы, и Великая армада, и франко-испанский флот, будучи совершенно не заинтересованными в немедленном сражении, позволили противнику его себе навязать и были разбиты в результате более продуманных и умелых действий инициаторов схватки. Нечто подобное произошло и с русской эскадрой в тот злополучный майский день в Цусимском проливе.

Задача, стоявшая перед командовавшим японским флотом адмиралом Того, кажется простой только на первый ретроспективный взгляд. Он не знал ни когда появятся русские, ни каким путем они пойдут, ни какое построение предпочтут для прорыва. Здесь существовало множество вариантов. В том числе и такие, когда русская эскадра могла разделиться на отряды, двигающиеся разными маршрутами. Учесть все версии поведения неприятеля было практически невозможно. Кроме того, накопившийся уже за год с

лишним войны опыт свидетельствовал о том, что артиллерийский бой не сулит больших мгновенных успехов. Да и крупных орудий, дуэль которых в ту эпоху главным образом решала исход дела, у японцев насчитывалось значительно меньше, чем у русских[122]

. (На практике в Цусимском бою с японской стороны «работало» 17 пушек калибром от 254 до 305 миллиметров против 41 русского орудия аналогичной величины.)

На атаки миноносцев также, судя по ближайшему прошлому, особенно надеяться не приходилось. А между тем даже простой прорыв хотя бы части русских кораблей во Владивосток в корне менял всю обстановку на Дальнем Востоке, как минимум, затягивая войну и тем самым делая призрачной победу небольшой островной страны, — чья экономика и так уже была напряжена до последнего предела, — над мощным континентальным соседом.

Самое обидное для русской стороны то, что адмирал Того отнюдь не блеснул талантом, решая все вышеперечисленные задачи. Однако, на счастье японцев, командующий русской эскадрой адмирал Рожественский, можно сказать, сделал все возможное для того, чтобы помочь врагу одержать столь громкую викторию. В этом убеждает анализ множества свидетельств, оставленных различными участниками сражения, от баталера (так по морской терминологии именовались кладовщики-раздатчики водки, обмундирования и прочего матросского довольствия) А. С. Новикова-Прибоя до весьма высоких чинов. Мемуары ветеранов этого боя позволяют заглянуть как в матросские кубрики, так и в адмиральские каюты шедшей на гибель эскадры.

Переход царского флота из Балтийского моря на Дальний Восток длился больше восьми месяцев. Многое можно наверстать или исправить за такой отрезок времени. Однако по прочтении вышеупомянутых воспоминаний возникает стойкое впечатление, что офицерский корпус российских кораблей сделал далеко не все, что было нужно и что было возможно для подготовки своих подчиненных к бою. Да и сами представители золотопогонной «белой кости» зачастую были далеки от профессионального совершенства. Отсюда и плохая стрельба, и неуклюжее маневрирование во время сражения, и слабая борьба за живучесть на судах, получивших повреждения, и многие другие беды. Но главное — общий настрой, с которым экипажи шли на войну. (Напомню, что Россия в тот период переживала небывалый по остроте политический кризис, сопровождавшийся резким падением доверия общества к самодержавной власти, а также к государству как таковому и приведший в итоге к революции 1905–1907 годов. Эти настроения были широко распространены и в вооруженных силах.) Смысл его можно выразить всего одной фразой: «Не беда, если нас побьют. Главное уцелеть к моменту заключения мира». Офицеры беседовали между собой все больше о политике и литературе, о женщинах и искусстве — или же музицировали в кают-компании. Матросы, в свою очередь, читали революционные агитки, не особенно утруждаясь подготовкой к грядущим боям. Разговоры о победе вызывали откровенные насмешки. А ведь успех во многом зависит от уверенности в своих силах и боевом духе личного состава. В свете этого уместно вспомнить времена Ушакова и Нахимова, когда, выходя навстречу турецкому флоту, русские эскадры однозначно плыли «бить морду» противнику, не смущаясь даже преимуществом в числе кораблей и пушек у неприятеля.