Победы, которых не было

Впрочем, информационный взрыв 50-х годов — заслуга не одного Никиты Сергеевича. Вышеописанную благостную идиллию уничтожило банальное людское любопытство и честолюбие. Дело в том, что на Западе процесс осмысления недавних боевых действий шел нормальным цивилизованным путем. Генералы рассказывали о своих достижениях и делились с общественностью умными мыслями. Советской военной верхушке, конечно, тоже хотелось участвовать в столь интересном и увлекательном процессе, однако «кремлевский горец» не любил такого рода занятий. Но после марта 1953 года данное препятствие исчезло. В итоге на советскую цензуру немедленно обрушился приказ публиковать переводы некоторых работ о Второй мировой войне, написанных бывшими противниками и союзниками. В данном случае ограничились лишь купюрами особо неприятных страниц и редакционными комментариями, помогавшими советским читателям «правильно» понимать творчество «склонных к фальсификациям» иностранцев. Но когда вслед за этим и большое количество собственных золотопогонных авторов получили дозволение напечатать мемуары, процесс «осмысления» окончательно вышел из-под контроля. И привел к совершенно неожиданным для его инициаторов результатам. Достоянием общественности стало множество событий и цифр, которые, дополняя и уточняя друг друга, складывались в совершенно иную мозаику, чем существовавшая ранее картина войны. Чего стоит лишь одно трехкратное увеличение официальной цифры общих потерь СССР с 7 До 20 миллионов человек.

Конечно, пишущие сами понимали «что к чему» и старались обходить молчанием собственные неудачи. Но о подобных моментах в боевом пути бывших соратников кое-что сообщали. В связи с чем появились и побочные эффекты. Такие, как публичный скандал с письменными жалобами друг на друга в ЦК КПСС маршалов Жукова и Чуйкова, не поделивших победные лавры[266]. К тому же и любой приятный, на первый взгляд, факт может одним махом уничтожить годами выстраиваемый миф. Например, лестная для высокопоставленных «тружеников тыла» информация, что советская промышленность все время выпускала больше техники, чем германская, неизбежно ставила под сомнение генеральское бахвальство о победах «не числом, а умением».

Таким образом, военно-историческая наука сделала, по масштабам Советского Союза, гигантский шаг вперед. После чего вернуться к сталинским временам стало уже невозможно. Тем не менее, с приходом к власти Брежнева дела в области освещения событий Второй мировой войны вновь постарались упорядочить. Выработали свой — «самый передовой» подход к истории. По его правилам, без нужды, авторам врать не рекомендовалось (хотя, если «очень хочется», то допускалось). Зачем? Вот в архиве лежит военных времен «оптимистический» доклад о потерях противника. На него и сошлемся. И солиднее так, и во всех книгах цифры одинаковые будут. А то, что во всем мире в подобных случаях принято сверять собственные документы с данными противника, так капиталисты нам не указ. О своих потерях лучше не надо. Зачем народ расстраивать? Численность советских войск приведем только на начало операции, а о пополнениях и резервах не стоит. К чему усложнять текст? Но у противника сосчитаем все, что было и чего не было. Однако с обобщающими цифрами осторожнее надо. Дело это не простое. Политическое! Идеологический противник не дремлет!

Гриф секретности, поедающий мертвых

Таким образом, к середине 80-х годов окончательно сформировалась интеллектуальная среда отечественной историографии Второй мировой войны. Ее традициями вскормлены и большинство специалистов, которые сегодня разрабатывают эту тему. Нельзя, конечно, утверждать, что все историки продолжают цепляться за стереотипы «времен Очакова и покоренья Крыма». Достаточно вспомнить «перестроечную» эйфорию разоблачений, завершившуюся грандиозным скандалом 1991 года, когда для ублажения генералов от истории, буквально зашедшихся в «охранительной» истерике, была устроена чистка редколлегии новой 10-томной «Истории Великой Отечественной войны» (работа над ней началась в соответствие с решением Политбюро ЦК КПСС, принятом 12 августа 1987 года), поскольку ее авторы захотели подняться до объективного анализа, выполненного по западным научным стандартам[267]

. В результате последовало отлучение «безродных космополитов» от архивов, а также соответствующие оргвыводы[268]. Начальник Института военной истории генерал Д. А. Волкогонов был освобожден от своей должности, а большинство его молодых помощников — уволены из армии. Был ужесточен контроль над работой по подготовке 10-томника, для чего к ней подключили испытанных и проверенных по прежней деятельности маршалов и генералов.

Кто после такой «показательной порки» еще раз рискнет «перешибать плетью обух»? Ведь строгое начальство, владеющее монополией на истину и как собака на сене лежащее на архивах, до сих пор осталось по преимуществу прежним.