Почему дети убивают. Что происходит в голове у школьного стрелка

Во всех трех типах у многих стрелков была настолько хрупкая личность, что они бурно реагировали на все, что угрожало внутреннему равновесию. Стрелки-психопаты из-за нарциссизма остро реагировали на унижения и фрустрации. У стрелков-психотиков паранойя и слаборазвитые и социальные навыки усугубляли ощущение угрозы. У травмированных стрелков реактивность повышалась из-за сверхбдительности, сопряженной с посттравматическим стрессом, а также из-за эмоциональной неустойчивости, вызванной травмой.

Далее, многие стрелки были крайне уязвимы для насмешек и отказов из-за депрессии и ненависти к себе. Уверенному в себе человеку без комплексов проще пропустить мимо ушей оскорбление, чем тому, кто знает (или подозревает), что это оскорбление — правда. Если уже чувствуешь себя отвергнутым неудачником, любой опыт в поддержку этих чувств разрастается в воображении. Поэтому проблема не просто в том, что стрелков иногда дразнили или отвергали, но в том, что они сами были крайне уязвимы и обостренно реагировали.

В контексте экстремальной реактивности нужно учесть еще один фактор. Одна из причин такой реактивности стрелков в том, что реагировали они не только на происходящие события, но и носили с собой багаж ненависти, накопившийся за годы. В докладе о школьных стрелках ФБР отмечено, что многие стрелки — «коллекционеры несправедливости». Другими словами, эти дети шли по жизни, злопамятно ведя подсчет всему, из-за чего пострадали^{25}

. Джон Дуглас, эксперт по серийным маньякам и другим убийцам, отмечал ту же самую динамику. Рассказывая об убийцах, Дуглас отмечал их тенденцию запоминать «малейшие обиды»^{26}.

В контексте личностной динамики такое коллекционирование обид можно рассматривать как аспект мазохистского характера. Хотя мазохизм у людей ассоциируется с сексуальным поведением, здесь я употребляю этот термин в другом смысле. Люди с мазохистским характером всегда помнят и преувеличивают свои страдания. Мазохизм может привести к жалости к себе и/или праведному гневу. Эрик и Дилан демонстрируют примеры мазохистских тенденций.

Согласно доктору Дэвиду Шапиро мазохисты, «похоже, накручивают себя, пытаются пережить еще больше страданий, чем чувствуют на самом деле»^{27}

. Эрик проиллюстрировал это в видеозаписи, когда сказал: «Больше ярости. Больше ярости. Накапливаю и накапливаю»^{28}, — и показывал руками, как он набирает ярость.

Эрик цеплялся за обиды. Это отмечали многие и описывал в дневнике он сам. Мазохистская личность вечно недовольна — то есть человек идет по жизни с хроническим запасом жалоб. В текстах Эрика изобильны свидетельства о его экстремальных обидах на людей и мир. Мазохисты не только злопамятны, но еще и преувеличивают масштаб пережитой несправедливости. Например, Эрик писал: «Если вы бесили меня в прошлом, то умрете при следующей встрече. Потому что, может, другие вам и спустят, что вы их бесите, но не я. Я не забываю тех, кто был против меня»^{29}. В разуме Эрика поступок, который его бесит, — оправдание для убийства. То есть он не только помнил тех, кто против него, но и преувеличивал обиды и реагировал непропорционально.

У Дилана тоже были мазохистские черты. Он жаловался на детей-снобов, которые (по крайней мере, в его мыслях) плохо с ним обходились в детском саду^{30}

. Упоминание страданий со времен детского сада в качестве довода, чтобы взорвать среднюю школу, заслуживает внимания. Он держался за этот опыт около 15 лет и раздувал свое ощущение боли и несправедливости. Шапиро дает мазохизму такое определение: «хроническое, обычно горькое преувеличение и желание „лелеять“ унижения, поражения и несправедливость»^{31}. То, что Дилан помнил плохое обращение в детском саду и оживил его незадолго до нападения, — и есть динамика, которую Шапиро определяет у мазохиста: «Когда старая обида грозит поблекнуть, он пытается вернуть ее и оживить в красках»^{32}.

Мазохисты не только преувеличивают свои страдания, но и склонны к одержимости своими злоключениями. Это мы находим в дневнике Дилана: «Я в вечных страданиях — в бесконечных направлениях в бесконечных реальностях»^{33}

. В другом месте он писал: «Подытожим мою жизнь… самое жалкое существование в истории мира»^{34}. Дилан явно думал только о своей боли и преувеличивал ее.

Из-за злопамятности и искажения воспоминаний о прошлых страданиях стрелки наращивали жалость к себе, праведное возмущение и ярость. Они реагировали не только на текущий стресс, но и на то, что считали жизнью, полной несправедливости.

Стыд, зависть и недостаток мужества

Как отмечалось ранее, экстремальная реактивность стрелков произрастала из их хрупкого самовосприятия, а это приводит к размышлению об аспекте, который доктор Кэтрин Ньюмен называет «недостатком мужества»^{35}. У стрелков было не просто хрупкое самовосприятие — если конкретно, у них было хрупкое мужское самовосприятие.