Почему забыли русских героев? Параллельная история Первой мировой войны

А поезд царя вместо Царского Села зарулили в Псков — в штаб Рузского. И вот он-то в заговоре давно состоял. Впрочем, в литературе гуляет версия о «генеральском заговоре», о «военной ложе». Хотя ни один документ и ни один компетентный исследователь российского масонства наличие такой ложи не подтверждает. И сама теория «генеральского заговора» не выдерживает критики. Неужели генералы, сформировав заговор, так запросто отдали бы власть кому-то другому? Это типичная версия прикрытия, которые создаются и тайными организациями, и спецслужбами разных стран для особо грязных дел. Да, военачальников вовлекли в сценарий революции. Но в закулисных операциях стоит обращать внимание не на самые видные фигуры, а на серенькие, малозаметные, которые оказываются рядом с ними.

На всех должностях, куда назначали Рузского, ему сопутствовал постоянный помощник, генерал Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич. Но кто играл основную роль в их дуэте? Вскоре после отречения царя Рузский будет уволен, а в 1918 г. большевики убьют его. Бонч-Бруевич будет успешно служить Временному правительству. Сыграет важную роль в Октябрьской революции — он в это время окажется комендантом Ставки и поможет обеспечить ее бездействие. Потом станет ближайшим помощником Троцкого в Высшем военном совете. А в августе 1918 г. Германия предъявит доказательства… его связей с британской разведкой!

А у Алексеева, всецело отдававшего себя службе и плохо разбиравшегося в политике, ближайшим советником стал вдруг представитель МИДа при Ставке Николай Базили. Именно он начал консультировать Алексеева по политическим вопросам. И опять сопоставим — Алексеев уже вскоре одумается, тоже будет уволен. После Октябрьского переворота начнет создавать Белую гвардию и умрет в походах от болезни. Базили будет направлен представителем Временного правительства во Францию, женится на дочери Мезерва — возглавлявшего в России американский «Нэйшнл Сити Бэнк». Сам возглавит отделение этого банка в Уругвае. В 1930-х он будет объезжать участников заговора против царя, согласуя между собой их воспоминания и формируя общую сфальсифицированную картину революции.

Даже среди самих заговорщиков их истинный вес оказался скрытым. До сих пор лидировал председатель Думы Родзянко. Однако в ночь на 2 марта состоялось совместное заседание «Временного комитета Думы», Петроградского Совета, ЦК кадетской партии, бюро Прогрессивного блока. Точнее, кулуарное сборище из представителей этих организаций. Кто определял этих представителей, неведомо. Но они обсуждали состав нового правительства. И Родзянко вдруг отодвинули в сторону. На пост главы кабинета министров протолкнули князя Н. Е. Львова. А в состав правительства попали лица, не входившие в актив либерального заговора, — Терещенко и Керенский. Иностранные дирижеры нажали нужные рычаги, и они сработали.

Но Родзянко продолжал взятую на себя грязную роль, опутывая ложью и царя, и генералов. Ночью стал извещать, будто это он был вынужден «назначить» правительство (откуда его самого уже исключили). Но вчера он доказывал — все хорошо и спокойно (чтобы остановить войска Иванова). А сейчас стал внушать, что все очень плохо. Мол, усилился Петроградский Совет, и «Временный комитет Думы» оказался чуть ли не заложником в его руках. Поэтому вчера «ответственного министерства» было бы достаточно, а сегодня время упущено, спасти положение может только отречение государя. Иначе — смута, гражданская война.

Алексеев всполошился. Звонил в Псков, требовал будить царя. Ему объяснили, что делать этого не стоит — перед этим Николай Александрович почти не спал две ночи, и сейчас лег только под утро. Тогда начальник штаба Ставки предпринял собственные шаги. Открыто нарушил свой долг, разослал запрос командующим фронтами — высказаться об отречении. Составлен он был таким образом, что ответ подразумевался однозначный: ради спасения страны и армии царь должен пожертвовать своей властью.

Великий князь Николай Николаевич изменил еще раньше. Узнав о событиях в Петрограде, он объявил, что «на стороне нового порядка». Обратился к Хатисову, что теперь-то он согласился бы в цари. Но было уже поздно. «Монархическое» крыло изменников уже разыгрывало другую карту, Михаила Александровича. Он был хорошим военным, но политики никогда не касался, и его выдвигали «втемную», поставить перед фактом.

На Юго-Западном фронте Брусилов также сочувствовал оппозиции, поддержал Алексеева. На Румынском фронте Сахаров назвал Думу «разбойной кучкой людей», которая «предательски воспользовалась удобной минутой для своих преступных целей», но признавал, что ради победы над внешним врагом надо соглашаться. На Западном фронте Эверт не хотел отвечать, но его уговорили из корпоративной солидарности. Присоединился командующий Балтийским флотом Непенин. Командующий Черноморским флотом Колчак отвечать на телеграмму не стал. Получив их ответы, Базили составил проект манифеста.