Почти счастливые женщины

На танцполе, круглом и тесном, толпились пары. На небольшой сцене играл ансамбль – две гитары, барабан и баян. Оля презрительно хмыкнула.

Вдоль забора стояли в ожидании, в нетерпении, переминаясь с ноги на ногу, те, кого не пригласили танцевать. Их, бледных, нервных, с нездорово горящими глазами, было жаль.

Оля вглядывалась в толпу танцующих.

– Вот тот ничего, в серой майке! – кивнула она на высокого, кудрявого парня.

Але было все равно. Все ее мысли были заняты только Максимом – кто может сравниться с ним?

Через пару дней все образовалось, встало на свои места.

Софья нашла себе компанию по преферансу и была счастлива, оживленна, пребывала в замечательном настроении. Компания собиралась в закрытой беседке, где играли и неторопливо беседовали, лишь делая перерывы на обед и ужин. Оля тоже нашла компанию – целыми днями пропадала у теннисного стола, где собиралась молодежь со всей округи. Словом, все были при деле.

Але это очень подходило: ее никто не доставал, не мучил разговорами – она принадлежала самой себе. А уединение она очень любила. Да и к тому же было море, легкое, доброжелательное, сверкающее золотом утром и потемневшее, серое, словно уставшее, к вечеру.

Аля сидела на берегу и смотрела на воду. И, разумеется, думала о Максиме. Как он там? На даче или в Москве? И когда они теперь увидятся? Неужели только следующим летом? Иногда она отправлялась гулять, бродила по узким, заросшим густыми пирамидальными тополями улочкам с веселыми зелеными и голубыми заборами, с белеными хатками, перед которыми буйно и пестро цвели разноцветные палисадники. Из-за заборов свешивались тяжелые ветви фруктовых деревьев, поспевающих груш и яблок и уже опадавших, перезрелых абрикосов и вишни.

У калиток, на низеньких скамеечках, сидели бабульки в белых платочках, а перед ними стояли ведра садовых и огородных даров – огромных неровных помидоров, бледных переросших кабачков, гигантских огурцов, мелких, невозможно душистых оранжевых абрикосов и крупных, слегка помятых розовобоких персиков. Над ведрами кружили стаи ос и мух.

Увидев случайных прохожих, бабульки немедленно оживлялись и принимались нахваливать свой товар.

Продавалось все за копейки, даже смешно говорить.

Было понятно, что хозяйки мечтали выручить хоть что-то, хоть жалкую трешку – добро все равно пропадет, варенья давно наварены и компоты закручены, а все это – излишки, которые некуда девать.

Аля отмахивалась от назойливых торговок, и тогда ее просто угощали – в бумажный кулек накладывали семечки или абрикосы. Она съедала их по дороге, и к ужину возвращаться совсем не хотелось. Она забиралась в самые дальние уголки небольшого курортного городка, уставая, присаживалась на скамейках у домов, откуда тут же выходили люди, предлагали воды или молока и всегда спрашивали, не голодна ли она.

Это был другой народ, не московский. Скорее похожий на тех людей, которых она видела в Клину – неспешных, спокойных, доброжелательных и очень открытых. Ей подумалось, что жить бы она хотела именно так, как живут эти улыбчивые и немного наивные люди, – в маленьком городке или в поселке и, конечно, у моря.

Иногда она шла просто вдоль моря по берегу, по колючей гальке. Шла за темнеющим, быстро исчезающим солнцем. И берег был пуст – люди теряли интерес к остывающей воде, да и в городе их ждало полно развлечений.

Оля вела светский образ жизни: настольный теннис, ежевечерние танцы, кино и кафе-мороженое.

Компания подобралась большая – перезнакомились приезжие из пансионатов, ребята из Москвы, Ленинграда и прочих городов. Местных среди них не наблюдалось, и в этом был какой-то снобизм – столичная молодежь относилась к ним со снисходительным пренебрежением.

Иногда Аля присоединялась к веселой компании. От кино и кафе-мороженого она не отказывалась, а вот на танцы не ходила, как бы Оля ее ни уговаривала.

Ночью, лежа долго без сна, она думала о своем любимом.

Да, внешне он циничный красавец, не ее поля ягода, Оля права. Да, вокруг полно ярких, красивых и интересных девиц. Да, он производит впечатление нагловатого и нахального юноши, который, кажется, презирает весь мир.

Только Аля понимает, что все не совсем так. И этот циничный красавчик, недобрый остряк и покоритель женских сердец очень одинок и, по сути, никому не нужен – ни матери, ни отцу. Только Мусе, которую он тоже немного презирает, не стесняясь, над ней насмехается, но наверняка любит в душе.

А то, что он страшно одинок, читается в его невозможно синих глазах. Все читается – и печаль, и тоска, и страх.

Только никто этого не замечает. Кому интересны чужие проблемы?

Это видит только она, Аля. Вот поэтому он и принадлежит ей. Вернее, будет принадлежать – когда-нибудь.

Оля закрутила роман. Побледнела, похудела, почти ничего не ела и была рассеянна как никогда. Ее возлюбленным оказался довольно симпатичный мальчик из Кронштадта Алеша, белобрысый и длинноволосый, косящий под Леннона. Алеша был страстным битломаном и вообще знатоком современной музыки. Кажется, больше ничего его не интересовало.