Почти семейный детектив

В комнате повисла нехорошая тишина, которую нарушил хриплый голос Ганны.

— Если ты прав, то Дзеткевич ждал проверку из Москвы. И тут приехала я. Он был не рад моему визиту в «Лiтару», это было видно невооруженным глазом. И если с Алесей он мог договориться о том, что за деньги она будет молчать, то со мной бы этот номер точно не прошел. Понимаете?

— Не совсем, — признался Гарик.

— Ну да, вас же не было на той дорожке в Здравнево, на которой я нашла Алесю. Когда я увидела ее, с головой в кустах, то на секунду решила, что это я умерла, вознеслась на небеса и сверху вниз смотрю на собственное распростертое тело. А знаете, почему я так решила? Потому что на ней был точно такой же пиджак, как на мне. Вот этот самый чертов полосатый пиджак, который я купила в фирменном магазине на улице Кирова сразу по приезде.

— То есть ты хочешь сказать… — теперь пробормотал Галицкий. Голос его звучал растерянно.

— Я хочу сказать, что за мной кто-то следил. Приехал вслед за мной в Здравнево и притаился в кустах, чтобы убить. На Алесину беду, она оказалась там в то же время и в таком же пиджаке. И убийца просто ошибся, а когда понял это, то совершил вторую попытку, уже вечером.

— Ничего такая версия. Вполне себе жизнеспособная, — задумчиво сказал Гарик. — Может быть, я зря сообщил господину Дзеткевичу, что его судьбой мы займемся завтра. Может быть, все-таки есть смысл отдать его в руки местных ментов прямо сейчас?

— Добежать до канадской границы он все равно не успеет, — устало сказал Галицкий. — Сейчас уже поздно. Ганна устала, ехать с нами не сможет, да и лишние эмоциональные потрясения ей ни к чему. А одну я ее не оставлю. Так что, Гарик, иди спать. Оставим ситуацию до утра.

— А может, все-таки… — Но Галицкий не дал своему партнеру договорить.

— Иди отсюда, — рявкнул он. — Если ты не понимаешь, так я тебе открытым текстом говорю: пошел вон. Оставь ты нас уже наедине, черт бы тебя подрал.

В глазах Гарика, как в калейдоскопе, сменялись обида, злость, а потом насмешка.

— Лямур, тужур, бонжур, абажур, — пропел он на неизвестный Ганне мотив и неожиданно подмигнул ей. — Простите, что встал на пороге вашего счастья. Милуйтесь, ребята. Ганка, ты не теряйся. Илюха у нас на данный момент человек свободный. У тебя есть шанс занять открывшуюся вакансию мадам Галицкой.

И ловко увернувшись от брошенной в него диванной подушки, хохоча во все горло, выскочил в коридор и захлопнул за собой дверь гостиничного номера. В возникшей тут же тишине, густой и вязкой, как соленая вода в Мертвом море, Ганна отчетливо слышала стук своего сердца.

* * *

Ночь была волшебной. Когда Ганна закрывала глаза, то ей казалось, что она словно качается на волнах в небольшой уютной лодке, плывущей по гладкому, словно политому маслом морю. Или это сказывалось легкое головокружение после сотрясения мозга? Она распахивала глаза, уверенная, что сейчас увидит звездное небо с подмигивающей Большой Медведицей или Южный Крест, озаряющий дорогу к неизведанным землям, но видела лишь склонившееся лицо Ильи, баюкавшего ее у груди, словно маленького ребенка.

После ухода Гарика, когда дрожащая Ганна на минуту поверила, что между ними вновь может возникнуть то дикое и необузданное, что однажды чуть не свело ее с ума и больше не повторялось ни с кем, ни с одним мужчиной, Галицкий широкими шагами пересек гостиничный номер, тщательно запер дверь, на минуту замер, стоя к ней лицом, а потом повернулся и буднично сообщил, что ей пора ложиться в постель.

— Тебя из больницы отпустили лишь при условии, что ты будешь лежать, — сказал он. — Так что иди в спальню и располагайся на кровати.

— А ты? — спросила она и чуть не откусила себе язык за этот нелепый, детский вопрос.

— А я лягу в гостиной на диване. И не возражай ты, ради бога. — Он досадливо поморщился. — И так неприятностей выше крыши, еще с тобой возиться.

— Я не просила со мной возиться, — сухо сообщила Ганна, в которой тут же вспыхнула обида, залившая горло горечью. — Тебя никто не заставлял сюда приезжать. И без тебя бы справились. Вон, Гарик бы мне помог.

— Про то, что я зря приехал, я уже слышал, — голос Галицкого был ровным и безжизненным. — Все, разговор окончен. Иди в душ, если тебе туда надо, и ложись. Я тоже лягу. Я полночи за рулем был, а потом весь день с тобой валандался. В моем возрасте это уже трудновато, знаешь ли.

Только сейчас Ганна заметила, что он действительно устал. Под глазами пролегли тени, заметно состарившие его не то чтобы красивое, но породистое лицо. И морщинки, тонкие, едва заметные при дневном свете, вдруг проступили четче и резче. Даже седины словно прибавилось за этот длинный непростой день. И Ганне тут же стало стыдно, что она думала только о себе.

Она юркнула в спальню, достала из чемодана любимую пижаму и умывальные принадлежности, молча скрылась в ванной комнате, и через десять минут, пожелав Галицкому спокойной ночи, прикрыла за собой дверь спальни.