Почти семейный детектив

Внезапно навалилась дрема. Тяжелая, обморочная, не дающая пошевелить ни рукой, ни ногой. Больше всего на свете Ганне хотелось свернуться калачиком под мягким, воздушным, почти невесомым одеялом, зарыться лицом в подушку и уснуть, отрешаясь от последних событий. Однако следовало еще позвонить Вове, поэтому Ганна заставила себя, едва шевеля языком, поговорить по телефону, заверила сына, что у нее все хорошо и отпуск проходит великолепно, с трудом донесла телефон до тумбочки, а голову до вожделенной подушки и провалилась в крепкий сон.

Галицкий заглянул к ней в комнату, но она спала, по-детски разметавшись во сне и почему-то шевеля губами, как будто учила какую-то роль. Он постоял в дверях минуты две, вглядываясь в ее черты, вздохнул тяжело, по-стариковски, и ушел на свой диван, который отчего-то отчаянно возненавидел.

Он чувствовал себя вымотанным, хотя такая ерунда, как бессонная ночь никогда не могла выбить его из седла. Причиной его нечеловеческой усталости, от которой его даже тошнило, была тревога за спящую в соседней комнате Ганну. Илья Галицкий с детских лет всегда контролировал любую ситуацию, был ее хозяином. Сейчас он не понимал, что происходит, и от этого чувствовал себя беспомощным.

Адрыян Дзеткевич воровал. Это понятно, равно как и то, что делать дальше. Деньги с подлеца стрясти, с работы выгнать, будет трепыхаться — сдать правоохранительным органам, которые в Белоруссии круты и неподкупны.

Мог ли он убить Алесю, чтобы заставить ее молчать о своих делишках? Теоретически мог, а практически? Убийство было совершено тогда, когда Гарик уже приехал в Витебск, а значит, раскрытие махинации было неминуемо. Или Алеся знала что-то еще, чего Гарик пока не нашел?

Может, Ганна права, и убить хотели вовсе не Алесю. Одинаковые пиджаки. Имеет ли это отношение к убийству или это просто дьявольское совпадение, еще больше все запутывающее?

Из-за чего напали на Ганну? Тоже случайно или из-за того, что она нашла тело Алеси и могла видеть убийцу? А может быть, виной всему ее поход к матери Вольдемара Краевского, о котором она все рвалась рассказать, да так и не успела. Пожалуй, завтра с утра нужно будет расспросить ее об этом поподробнее.

Как так получилось, что с разницей в пару дней произошли сразу два убийства, и в эпицентре обоих оказались и Ганна, и он, Галицкий. Случайность ли это или чей-то дьявольский замысел?

Рой вопросов, зудящих в голове, не давал заснуть, и часа через два Галицкий почувствовал себя вконец измотанным второй ночью, обещающей стать бессонной. Зарычав от бешенства, он встал с дивана, добрался до ополовиненной бутылки с виски, щедро плеснул в стакан, из которого недавно пил Гарик, сделал глоток, и чуть не выронил стакан на ковер.

Из спальни донесся нечеловеческий вопль. Кричала Ганна. Широкими скачками Галицкий преодолел разделяющее их расстояние, рванул дверь и увидел, что Ганна сидит на кровати, прижимая руки к груди и тяжело дыша.

— Что? — спросил он, чувствуя, как клацают зубы.

— Сон, — пробормотала она. — Мне приснился страшный сон. Как-будто я вижу, что за Вовкой гонятся, чтобы его убить, хочу крикнуть, предупредить, чтобы он бежал быстрее, спрятался, спасся, и не могу открыть рот. Словно он склеился какой-то липкой массой, которая все прибывает и прибывает. Я достаю ее пальцами, выковыриваю, а ее становится все больше, я задыхаюсь, а его тем временем настигают и заносят над головой огромный тесак. Такой, как в фильмах ужасов показывают.

Ее била крупная дрожь, поэтому Илья, не очень соображая, что делает, подошел к кровати, бережно уложил Ганну на подушки, лег рядом, обнял и начал укачивать, словно ребенка, успокаивая и утешая.

— Это всего-навсего сон, это все неправда, — говорил он, и его тихий голос действительно рассеивал ужас, отгонял ночную тьму и прячущихся в ней монстров. — Вова в Москве, у мамы. Он крепко спит, у него все хорошо, и мама скорее даст себя убить, чем допустит, чтобы с ним что-то случилось. Как-то так вышло, что это самый любимый ее внук. — Он улыбнулся.

— Вова хороший, — пробормотала Ганна. — Его есть за что любить. Он послушный, любознательный, учится хорошо. И еще, знаешь, он очень искренний. Удивительное качество, я таких людей, как он, раньше не встречала.

— Спи. Тебе нужно отдыхать, потому что у тебя сотрясение мозга. И твои ночные кошмары вызваны именно им. Все пройдет. Обязательно. Но сейчас ты спи.

— А ты не уйдешь? — Голос Ганны звучал жалобно. — Я не хочу, чтобы ты уходил. При тебе они не вернутся.

— Они — это сны? — уточнил Галицкий. — Я не уйду, Мазалька. Я буду охранять тебя и твой сон, и все, что тебе приснится в моем присутствии, будет светлым и радостным. А остальные сны я прогоню, не сомневайся.

— Ты все можешь, я знаю, — пробормотала Ганна и послушно закрыла глаза.

Именно в этот момент она и представила, что плывет в лодке по ночному морю. И открыв глаза, чтобы проверить, так ли это, видела лишь лицо Галицкого. Оказывается, за десять лет она успела его основательно забыть.