Они собрались ехать в Минск. Идея хоть как-то скоротать затянувшуюся поездку в Белоруссию пришла внезапно. Следователь, который вел дела об убийстве Натальи Ванюшкиной и Алеси Петранцовой (все шло к тому, что их вот-вот объединят в одно) в восторге не был, но повода запретить поездку не нашел. Ганна была не подозреваемой, а всего лишь свидетелем, и ее согласие не уезжать в Москву, по большому счету, было актом доброй воли. Гневить Ганну Друбич не следовало, а уж сопровождающего ее повсюду мощного мужика, казалось, в любой момент готового к внезапному прыжку, тем более. Поэтому они собрались в Минск, и Ганна отчего-то чувствовала себя, как школьник, внезапно сбежавший с контрольной за четверть. Гарик ехать с ними категорически отказался.
— Кто-то и работать должен, — язвительно сказал он. — А вообще, Илюха, я сейчас дебет с кредитом сведу, пояснительную записку закончу и рвану обратно в Москву. Меня тут ничего не держит. — Он многозначительно взглянул на Ганну.
Ей моментально стало стыдно. Из-за того, что она вляпалась в неприятности, а Илья вынужден сидеть сиднем рядом с ней, оберегая ее от неведомой опасности, в то время, как в Москве у него стоит работа.
— Я могу и одна тут остаться, — промямлила Ганна, понимая, что бессовестно врет. Оставаться одной ей не хотелось ни при каком раскладе. Во-первых, потому, что она боялась неведомого преступника, уже ударившего ее по голове. А во-вторых, точнее, в-главных, ей было хорошо рядом с Галицким. Впервые за долгое время, несмотря на все свои страхи и непонятность ситуации, она чувствовала себя счастливой.
— Одна ты не останешься, — Галицкий бросил на нее короткий взгляд, под которым она привычно съежилась, и повернулся к Гарику: — Вообще-то, было бы неплохо найти нового директора и передать ему все дела. Кроме того, мы так и не решили, что будем делать с Дзеткевичем. Сдаем его шалости в «Лiтаре» милиции, или с него и убийства Алеси вполне достаточно?
— Знаешь что? — В голосе Гарика зазвучала неприкрытая злость. — Хочу тебе напомнить, что мне послезавтра в Берлин лететь. Готовиться там к открытию магазина. Твоего, к слову, магазина. И так-то до отъезда я бы еще хотел с несколькими авторами поработать и с семьей побыть хоть немного. А ты все равно тут штаны просиживаешь, вот и найди себе нового директора. Поработай для разнообразия, тебе не вредно.
На памяти Ганны Павел Горенко никогда не позволял себе разговаривать с Галицким подобным тоном. Она видела, что Галицкий изумлен этой внезапной дерзости не меньше, чем она.
— Странно, не замечал раньше за тобой такого стремления проводить время с семьей, — проскрежетал Илья. — Но будем считать, что ты прав. Договорились, я буду работать здесь, а ты в Москве и Берлине. Потом сравним результаты.
Сразу после этого неприятного разговора Ганна и Галицкий сели в машину и поехали в Минск. Вернуться они планировали завтра. К этому времени Гарик уже уедет, и о пробежавшей между партнерами кошке можно будет забыть. Ганна очень не любила находиться в эпицентре ссоры. Будучи крайне мирным человеком, она терялась и расстраивалась, когда при ней начинали говорить на повышенных тонах. Аллергия на ссоры возникла еще в детстве, когда Ганна при первых же раскатах грома, сопровождавших выяснение отношений родителей, забивалась в угол и закрывала уши руками. От ссор ее физически начинало тошнить.
Громыхнуло, и она с недоумением вынырнула из своих мыслей. Гроза собиралась вокруг. Не эмоциональная, а физическая, затянувшая небо черными плотными тучами, похожими на старое ватное одеяло. Острые молнии, как разошедшиеся на одеяле швы, разбегались по небу. Дождь упал внезапно и сразу отвесной стеной, которая словно разрезала дорогу пополам на до и после. Из-за бушующего водопада она стала практически не видна, но Галицкий ехал вперед, уверенно и бесстрашно, так, как он делал все, за что брался.
Несмотря на привычку тревожиться из-за каждого пустяка, Ганна совсем не боялась. В своем водителе она была уверена на сто процентов. Рядом с ним ей точно ничего не грозило. Было что-то волшебное — двигаться вперед через ливень под разверзшимися небесами и молчать, уютно думая каждый о своем. А может быть, об одном и том же?
У Галицкого зазвонил телефон, и очарование момента развеялось. Ганне даже стало обидно.
— Да, Олюшка, — ответил он, и голос его был столь нежен и ласков, что она моментально расстроилась и тут же разозлилась на себя за дурацкую и неуместную ревность.
— Это Ольга, жена Гарика, — шепотом сказал Илья, словно прочитав мысли Ганны. И снова погрузился в разговор, к которому она тут же потеряла всякий интерес.
— Странно, — сказал Илья, отключившись.
— Что именно?
— Ольга уверена, что Гарик собирается ее бросить.
— А он собирается? — Ганне было неинтересно знать ни про Гарика, ни тем более про его возможный развод с женой. Она зевнула.
— Ольга говорит, что во время уборки нашла предложение о покупке квартиры в Лондоне. А когда, заволновавшись, позвонила в банк, то выяснила, что он закрыл их общий счет и потратил все деньги, которые на нем лежали.