Почти семейный детектив

Действия его были суетными и дергаными, а вот речь, хоть и прерываемая всхлипами, плавной и неспешной. Адрыян Дзеткевич вел себя как человек, который долго шел с неподъемной ношей, пригибающей его к земле, и вот, наконец-то сбросивший ее с себя, чувствуя невообразимое облегчение.

Ганна отчего-то подумала, что бремя корысти и подлости не каждому под силу. Чтобы быть отъявленным мерзавцем, пожалуй, тоже нужны и твердость духа, и определенная смелость, и воля к победе — ровно все те же качества, которые ведут к успеху, только со знаком минус, а не плюс. У Дзеткевича, слабого, раз и навсегда испуганного Дзеткевича, таких качеств не было. И именно поэтому возможность высказаться, облегчить душу, переложить на невольных слушателей гнет своих прегрешений оказалась для него спасительной.

Он рассказывал и рассказывал внимательно слушающим Ганне и Галицкому о том, как придумал заработать на процветающей «Лiтаре», как ввел двойную бухгалтерию, как договаривался с типографией о «левых» тиражах, как щедро делился с бухгалтером, уже пенсионного возраста женщиной, подругой его тещи.

— Да если бы не та старая погань, — «г» у него выходила мягкая, фрикативная, от чего ругательное слово звучало почти нежно, — да рази ж я б стал так делать. Это ж все она, вражина. Вся моя жизнь теперь через нее перечеркнута. — Он промокнул губу, внимательно рассмотрел кровяное пятнышко на салфетке, трубно высморкался, скатал очередной шарик из салфетки и, аккуратно примерившись, нашел ему место в шеренге.

— Вы про бухгалтершу, Зинаиду Борисовну?

— Та я про тещу мою, женину мать. С самого начала она меня пилила и пилила, что зарабатываю мало, что по огороду ничего делать не умею. Она же против была, чтобы мы женились. У нее на примете строитель был, работал в фирме, которая «Славянский базар» строила. Знаете наш «Славянский базар»?

— Знаем, — кивнула Ганна, но Галицкий строго посмотрел на нее, и она послушно примолкла под его взглядом.

— Вы не отвлекайтесь, Дзеткевич. Рассказывайте.

— Так я и рассказываю. — Он вытащил из подставки на столе новую салфетку, закрутил в руках, которые ни на секунду не могли оставаться без дела и мелко-мелко дрожали. — Когда вы меня позвали в директоры магазина, я как радовался, что теперь большой человек, начальник, зарплату вы мне приличную положили. А она все зудела и зудела, мол, наемный работник завсегда вторая спица в колеснице. Мол, был бы с мозгой, так свое дело бы открыл.

— Так, может, это теща вас воровать научила? — В голосе Галицкого звучала неприкрытая насмешка.

— Так я ж и говорю. Конечно, теща. Она и подругу свою привела, змеюку эту бухгалтерскую. На двоих они и махинацию всю прописали, и вторую кассу придумали.

— И с типографией мухлевать тоже они придумали?

— Нет, с типографией я сам. — Голова Дзеткевича склонилась еще ниже. — У меня же вторая касса на нее была оформлена, на тещу. Я этих денег и не видел совсем. Вот, и придумал тиражи «левые» печатать и через магазин пропускать. А деньги наличкой просто из кассы забирал. Тут меня теща никак отследить не могла.

— А чеки? В кассе же по чекам недостача должна была быть? — не выдержала Ганна.

— Да не пробивали мы чеки. Не все же их просят. Поставили вторую кассу, не подключенную, по клавишам щелкали, пустой чек с ленты тут же сминали и в корзину выкидывали. Если человек несколько книг покупал, то на нормальной кассе все пробивали, а одну-две пропускали. В общем, несложно это было.

— А налоговая? У вас же в Белоруссии строго это все.

— Так теща раньше сама в налоговой работала, предупреждали ее, если проверка. Мы на тот случай вторую кассу в подсобку уносили. Стоит и стоит, нерабочая же.

— Свой среди чужих, — Галицкий потер затылок.

Голова наливалась болью, как всегда после пережитого стресса. Ужас, испытанный за Ганну, когда Дзеткевич полез за пазуху, теперь выходил наружу, оставляя после себя головную боль, от которой не было спасения.

Ему не было стыдно за то, что он ударил Дзеткевича, разбил ему губу и поставил здоровенный фингал под глазом. Вся правая сторона лица у его противника теперь была похожа на подушку, расцвеченную малиновыми, красными и синими узорами.

Кто-то из посетителей прокричал, что нужно вызвать милицию, чтобы разнять драку, хотя и драки никакой не было. Галицкий ударил. Дзеткевич упал. Убедившись, что никакого оружия при нем нет, Галицкий рывком поднял его на ноги, подтащил к ближайшему столу и бросил на широкую деревянную скамью.

— Претензии по поводу мордобития есть? Милицию вызывать?

— Нет. — На лице Дзеткевича отразился такой ужас, что Галицкий даже удивился, с чего бы это господин директор книжного магазина так боялся правоохранительных органов. — Нет, — громко повторил он и повернулся в сторону работников трактира. — Не надо милиции. Я сам напросился и претензий к этому господину не имею. Я сейчас уйду.

— Куда? — удивился Галицкий. — Я тебя в Витебске так и не дождался, поэтому здесь, в Минске, никуда отпускать не намерен. Сейчас мы сядем, закажем еду и пиво, и ты нам подробно и обстоятельно все расскажешь. Понял?