Почти цивилизованный Восток

– О, как знать! Порой здесь выставляют удивительные вещи. Леди, вам несказанно идет это платье! Если надумаете сменить покровителя, я с радостью помогу…

Я нервно хихикнула и спряталась за Чарльза.

– Не обижайтесь. Всегда интересны новые люди, новые лица. Прошу. Эдна, не отставай! Хорошая девочка. Послушная. Знает, как угодить мужчине. Можем обменяться.

Я толкнула Чарльза в бок. Он поморщился.

– Я, признаться, люблю сам процесс… воспитания, – продолжал господин.

– Я подумаю.

Подумает?! Так, спокойно, Милли. Он отвечает то, что от него хотят слышать.

– Вот и замечательно. Прошу прощения… и да, все самое интересное начнется во второй секции. В первой же рекомендую обратить внимание на третий лот. Недорого и подарок хороший. Дама оценит.

И ушел.

Что-то мне от этого господина прямо похолодело. И пот по спине бежит ручейками. Но держусь. Вот и наш черед. Распорядитель кланяется и протягивает Чарльзу табличку с номером.

Шестьдесят шесть.

Плохая примета… но идем. Наше место на самом верху, далековато от сцены. Зал невелик. Четверть его занимает сама сцена, освещенная газовыми рожками. Остальное – ряды кресел. Там, впереди, широкие, мягкие. С подлокотниками, столиками, на которых стоят бутылки и стаканы, и еще что-то – не разглядеть. А вот и наши – поменьше, пожестче.

И никаких бутылок на столике.

А вот сами кресла стоят будто в стороне и от тех, что спереди, и от тех, которые по бокам. И я вижу, что те, другие, в черных масках, тоже заняли места.

И девицы.

И…

Третий удар колокола ударил по нервам. Что ж они громко-то так! Или глухих в клубе хватает? А на сцене появилась женщина.

Издали получалось разглядеть только ее платье и маску, расчерченную черными и белыми полосами – казалось, они расползаются от глаз. Платье тоже было полосатым. И сама женщина казалась ненастоящей.

– Добро пожаловать, – раздался хриплый, какой-то металлический голос. – Мы рады приветствовать благородных господ на десятом аукционе…

Она говорила что-то еще. А я… я пыталась справиться с Силой, которая вдруг ожила, пришла в движение, грозя выплеснуться огненной волной.

Дышать.

Вдох. И выдох. И успокоиться. И… и мне не нравится эта женщина. Мне не нравится это место. Мне не нравится господин в белой маске. Единственный, кто смотрит не на сцену, а на меня.

И этот жадный взгляд я ощущаю остро.

Снова колокол.

И даму сменил очередной ряженый. Он поклонился, мазнув пол крылом плаща:

– Представляю вам первый лот. Серьги с бирюзой и кораллами работы известного мастера…

Отпустило.

И, выдохнув, я откинулась на спинку кресла. Глянула на стол. Воды бы сейчас. Или лимонада. Или даже той шипучей гадости. В горле пересохло так, что язык к нёбу прилип.

– Милли? – Эдди склонился надо мной. – Ты как?

– Хреново, – честно ответила я. – Этот тип мне не нравится.

– Опасный человек, – согласился Чарльз, подняв табличку. Нам что, серьги нужны? Впрочем, ставку весьма быстро перебили.

– Знаешь его?

– Нет. Скорее, ощущение такое, что мы встречались, но… где и когда? И голос тоже незнаком. Но маг он сильный, хотя и скрывается. Только я сейчас почему-то Силу все одно чувствую. Странно…

Серьги ушли за полторы сотни золотом.

Охренеть просто.

Глава 26, в которой аукцион продолжается

Они сидели. Сперва говорили и даже спорили. Кто-то снова начинал плакать, но скоро замолкал, и тогда воцарялась напряженная нервная тишина – совершенно невыносимая. А еще вода закончилась. И Эва хотела попросить женщину в сером, но Агнесс покачала головой.

– Не дадут, – сказала она.

– Почему?

– Сперва пить, потом ссать. – Ее речь была совершенно ужасна. – Провоняемся. А еще какая дура потом при всех, на сцене… позор же.

Все это действо – позор. Но Эва промолчала.

– И пожрать тоже не дадут. Потому как у иных живот прихватить может с нервов. Вот выведешь ты красавицу на торги, а она перданет и обделается вся.

– Боже, эта девица ужасна…

– На себя погляди, – огрызнулась Агнесс. – Тоже мне, праведница…

– Я молюсь о защите.

– Вот и получишь. Сперва защитят, потом утешат, а там и оглянуться не успеешь, как счет этим защитникам потеряешь. Ну да может, оно и не так плохо.

Агнесс закрыла глаза и поскреблась, но тут же спохватилась. Небось, вшивые красавицы никому не нужны.

– Это старое, – поспешила оправдаться она. – Меня как привезли, так в тот же день искупали. И еще намазали какой-то дрянью. Только все одно свербит. А чего? Подумай сама. Ну, пойду я замуж. Будет муж пить, как папашка мой, юбку задирать станет, детишек делать. Да еще на улицу погонит, чтоб тоже этим самым занималася…[5] А тут поживу по-людски, сколько выпадет. Господа-то пристойные. В доме поселят. Хорошем. Платьев купят. Кормить станут, может даже два раза в день.

Она сглотнула.

– А там, ежели забрюхатею, глядишь и признает хозяин ребеночка, коли боженька даст. Я слыхала, что порой у них тяжко с этим. У ледей-то не забалуешь, одного выродят, и все…

Дверь приоткрылась.

– Первый номер, второй и третий.

Девушка с конопатым личиком вскочила, заозиралась.