Почти цивилизованный Восток

– С-совсем? – Его голос стал ниже.

– Тварь! – взвизгнула девица. – Эта тварь сейчас тебя поуродует!

А потом фыркнула:

– Сама виновата будешь.

– От дуры и слышу, – проворчала Эва и дернула мальчишку за руку. – Успокойся уже. Чего тебя бояться? Ты же ребенок.

– Я сиу.

– И что?

– Моя мать, – он прижал раскрытую ладонь к груди, – говорила, что сиу вырезают сердца белым людям.

– Да? – Эва поерзала. – Честно?

– Не знаю. – Мальчишка как-то вдруг успокоился. – Я не пробовать.

– Пробовал.

– Нет!

– Правильно говорить «не пробовал» или «я не пробовал». Ты просто маленький еще.

– Вырасту, найду отца и вырежу ему сердце.

Эва вздохнула. Хоть какая-то цель в жизни. Сомнительная несколько. И маменькин священник сказал бы, что нужно прощать, но… как простить того, кто предал? Вот если взять Стефано, она же… она его любила. И поверила. И… теперь вот сидит в каком-то подвале, ждет, когда ее продадут, надеясь, что тот, кто купит, приведет к брату.

Или брат купит.

Или…

Не о том речь. А о Стефано. Эва вырезала бы ему сердце?

– Я так не смогла бы, – честно сказала Эва. И вздохнула. – Он подлец…

– Твой отец?

– Нет, мой отец хороший. Очень хороший человек. И маменька тоже. Она иногда надоедала поучениями. И я не очень ее радовала. Но они хорошие. Это я глупая. Сбежала. С… одним человеком. Думала, мы поженимся и будем жить вместе. Счастливо. А теперь вот. Но я не смогла бы вырезать ему сердце.

– Я могу, – предложил сиу.

– Да… но я не уверена, что вообще его еще увижу. А если меня вытащат, то отец сам справится. Нет, нет. Он не сердце будет вырезать, а… Он некромант. Знаешь, что это такое?

– Как сиу. Мертвых говорить. Звать. Видеть сокрытое.

– Видеть сокрытое и я могу.

Скрипнула дверь. И девица поднялась.

– Дура, – сказала она, глянув на Эву свысока.

– И тебе удачных торгов.

Та вновь фыркнула.

– Добрая. Слабая. – Сиу глядел с печалью. – Если я выбраться. Найти тебя. Найти и спасти. Долг.

– Какой?

– Ты не бояться. И дать. Вот.

Он приподнял шаль.

– Глупости, – отмахнулась Эва. – Да и не мое это. К тому же вдвоем теплее. А расскажи о сиу, пожалуйста.

На нее поглядели с откровенной жалостью.

– Если я буду просто сидеть, – пришлось объяснять, – в голову придет очередная глупость. А… а оно мне надо?

Эдди не нравилось в этом месте. И пусть снаружи дом вполне соответствовал описанию девчонки, но изнутри он сиял.

Золотом.

Роскошью. Богатством.

Откуда вдруг взялось?

И эти ряженые с ледяными глазами, что улыбаются, кланяются, но если нужда выпадет, то и по горлу полоснут с тою же улыбочкой.

Серьезные люди.

И те, что в зале собрались, укрывшись за масками, тоже серьезные. Благородные. Тут и лиц не надобно, по повадкам видать.

Сволочи.

Внутри закипала ярость. А это плохо. Ярость туманила разум, голова же, чуял Эдди, сейчас нужнее, чем кофр с драгоценными камнями.

Еще его изучали.

Исподволь. Пристально. Он чувствовал спиной внимательный взгляд. И даже сумел определить, чей: того типа в сером костюме, который притворялся сопровождающим. Может, кто другой и поверил бы, но не Эдди. Слишком уж вольно, слишком уверенно держался тот.

И знаком подозвал другого, который в маске.

Хозяина?

Как бы не так. Скорее уж наоборот.

Сказал что-то. Поклонился, изображая покорность. Отступил. И исчез где-то в коридоре, хотя, когда Эдди к коридору сунулся, перед ним мигом возник человек в костюме и парике.

– Чем могу помочь?

И улыбка такая счастливая, будто ночь не спал, гадая, чем же Эдди угодить.

– Нужник есть? – хрипловатым голосом поинтересовался Эдди. – А то приспичило.

– Несомненно…

– До аукциону управлюсь? А то хозяин недоволен будет.

– Конечно. Позвольте вас проводить…

Тянуло поинтересоваться: а в нужнике он тоже прислуживать станет? Но Эдди промолчал. Двинулся следом, громко топая, и головою крутить не забывал.

– Эк тут… – пробурчал он, протискиваясь в узком коридорчике мимо полотна с голой бабой – толстой и белой, выписанной с немалою любовью. – Красиво.

– Мы стараемся поддерживать дух места, – тотчас отозвался ряженый и на дверь указал. – Прошу.

А сам перед дверью остался.

Приглядывать?

Ну да, кто же чужаков в этаком-то месте без пригляда оставит.

В зал Эдди вернулся аккурат за минуту до того, как дверь распахнулась.

Аукцион начинался.

Ничего-то нового.

Сцена. Распорядитель с крепкою глоткой. Люди… или не люди? В этих масках клювастых, в черных костюмах, похожие на белоголовых воронов. То еще уродство.

Аукцион же… серьги, ожерелье. Пара браслетов. Корни змееголовника, который у Эдди принимали по три золотых за унцию, тут ушли за полторы сотни. И даже обидно стало. Это же как безбожно его обирали?

После стало веселее.

На сцене появился артефакт, больше похожий на обломанный коровий рог, который зачем-то обернули золотой проволокой. Эдди таких не видывал, а вот Чарли явно знал, что за оно, потому как аж вперед подался.

– Если все деньги спустишь… – Милли поглядела выразительно.

– Это запрещенная вещь!

– Можно подумать, остальное тут разрешенное и глубоко законное, – философски отозвалась сестрица.

Торговались за этот обломок долго.