На второй день нашего пребывания в Бресте получил я от генерала Щербачева две тысячи франков для выдачи пособия тем членам моей партии, которые, как я упомянул выше, потеряли свой багаж, в пути, о чем я его просил, когда представлялся ему в Париже. Собрал их всех и, по выяснении имущественного положения каждого, насколько возможно справедливо, распределил эту сумму. В среднем пришлось около восьмидесяти франков на человека. Кстати упомяну, что те две с половиной тысячи франков, которые были мной получены от имени английского короля в Кельне, я разделил еще в Париже, главным образом между семейными. Неожиданная помощь натурой пришла еще со стороны дамского благотворительного кружка в Бресте. Помощь эта была оказана совершенно без всякого повода с нашей стороны и предназначалась именно для бывших военнопленных. Как эти добрые души проведали о нашей нужде, не знаю, но, кажется, на третий и четвертый день после нашего приезда, однажды утром Хвостов докладывает мне, что меня желают видеть две дамы. Я в полном недоумении выхожу к ним и недоумеваю еще более, когда вижу двух очень почтенных дам в сопровождении носильщика с объемистыми тюками. Крайне сожалею, что совершенно забыл фамилии этих благотворительниц, которые в очень деликатных и трогательных выражениях просили принять их скромный дар. Приношение это состояло из десятков двух фуфаек, теплых кальсон и двойного количества носков. Выразив им на словах самую глубокую благодарность от лица военнопленных, я в тот же день написал им такого же содержания письмо, а вещи распределил по назначению. Таким образом, военнопленные получили почти полное возмещение за понесенную утрату, а в довершение всего, благодаря тому, что отплытие наше откладывалось все время со дня на день, успел подойти затерявшийся вагон, и они получили свои вещи. Но, конечно, нельзя же было отбирать у них подаренное. Поистине оправдалась на них поговорка: «Не бывать бы счастью, да несчастье помогло».
Продолжительной стоянкой в Бресте я воспользовался, чтобы осмотреть этот город, в значительной степени сохранивший еще остатки старины, свидетелей религиозных войн, беспрерывных войн с англичанами и Вандейской войны[129]
.У самого берега моря, чуть ли не из воды, поднимались высокие стены, увенчанные зубцами, монументальные серые башни с бойницами, из которых когда-то смотрели жерла орудий – гроза для деревянного флота бывших времен. Теперь один броненосец в каких-нибудь полчаса мог бы обратить эти твердыни в кучу мусора, а некогда это было неприступное убежище для французского флота. Отсюда выходили смелые каперы на ловлю торговых судов, сюда направляли они захваченные призы и сами укрывались, спасаясь от погони английских военных судов.
С суши город тоже окружен сплошной оградой с глубоким рвом, с каменными эскарпами и контрэскарпами, но и рвы, и гласисы, усаженные многолетними деревьями, утратили свой грозный характер и превратились в живописные аллеи и парки.
Здания тоже были большей частью отжившего типа и архитектуры. Не менее как двухсотлетней стариной веет от них. Я люблю такие города; они напоминают мне Псков, где протекла моя ранняя молодость.
Во время этих прогулок я, соединяя приятное с полезным, пополнил свой инвентарь приобретением некоторых необходимых вещей из военных складов, оставшихся после эвакуации американской армии. Так, сравнительно недорого купил себе пару довольно тяжелых, но зато очень прочных башмаков из желтой кожи с такими же гетрами; пару брезентовых башмаков, специально для Индийского океана, по опыту моего первого путешествия в 1906 году, хотя тогда была весна – май месяц, а теперь должна была быть зима – начало декабря, но под экватором разница между летом и зимой незначительна. Купил еще кое-какие вещи, и очень сожалея, что одеялом, простынями и бельем я запасся уже в Берлине: здесь все можно было получить и лучше, и дешевле.
Но всему приходит конец: пришел конец и нашей томительной стоянке в Бресте. 14 ноября, утром, было объявлено для всеобщего сведения, что в ночь с 14-го на 15-е «Могилев» отходит. На палубе шли спешные приготов ления к отплытию. В машинном отделении разводили пары, и густые клубы дыма поднимались из труб парохода, заволакивая и без того грязно-серый осенний небесный свод.
Около десяти часов вечера, когда были сняты сходни, произвели поверку пассажиров, и я недосчитался двух человек, из которых один был тот штабс-капитан, о котором я упоминал выше. Сколько было в других группах, не помню, но и там тоже был недочет.
На следующее утро проснулся уже на открытом рейде. Пароход стоял на якоре, ожидая лоцмана. Подошла шлюпка с двумя загулявшими пассажирами, но мои так и не явились. Тронулись в путь часов около десяти. Погода была пасмурная, накрапывал дождь, слабый ветер рябил свинцовое море.
Мало-помалу серые стены и башни Бреста тонули на туманном горизонте. Лоцман покинул пароход, и «Могилев», предоставленный самому себе, ритмически содрогаясь при оборотах винта, стал рассекать воды недоброй славы Бискайского залива.