Под маской альтер-эго (сборник)

Дождь пошёл с полудня. Занятая работой в пристрое, я не сразу заметила проникшую сквозь щелястые двери промозглую, противную сырость, и шорох струй, и потемневший свет и без того серой субботы. Дел было много; картошка, рассыпанная с сентября по полу, требовала пристального внимания при сортировке, каждую приходилось ощупывать, и не всегда пальцы встречали твёрдую здоровую плоть, порой и проваливались в мерзкую белёсую слякоть. Картошки было мало, картошка была плохая, – от этого ли, от дурного ли мокрого лета, от упрямства мамы, упорно сажавшей проклятый корнеплод, легко добываемый в ближайшем маркете, – глаза туманились бестолковой слезой, добавляя сырости и в банально унылую осень.

Наполненные вёдра приходилось спускать в яму по шаткой, прогнившей лесенке, не враз, а урывками, сначала установив ёмкость на скользкую проступь и только затем утвердившись ногой на ступеньку ниже, сдёргивать ведро на пару проёмов; достигнув же дна, рассыпать картошку ровным слоем по стеллажам и нижним, и верхним.

Я устала. Когда же наконец собрала гниль и вышла наружу, заревела по-настоящему, в голос. Дождь, дождь падал с набухшего, провисшего от мокрой тяжести неба, хлестал по крыше, по облетевшим деревьям, по тёмным, размытым силуэтам соседских домов, по всей деревне, пустой, холодной и равнодушной. Дорога, по которой утром пришлось повилять причудливыми зигзагами, разлилась широко и привольно, убедительно переведя недалёкое вообще-то шоссе в разряд недостижимых абстракций. День угасал. Единственным вариантом спасения было соседнее Лягушино, где наряду с магазином имелось несколько мужиков, способных так или иначе переместить моё авто на километр севернее, в лоно асфальтовых удовольствий. Идти к соседям в субботу вечером было бы глупо по многим причинам, простая эта мысль меня неожиданно успокоила и даже развеселила. Утерев лицо рукавом, я быстро покончила с урожаем, набрала дров, растопила печь, намыла картошки и переделала ещё кучу дел, как нужных, так и приятных.

В избе, доставшейся нам от неведомых мне хозяев, мало что изменилось лет эдак за сто, наверное. Печь загудела послушно, по покосившемуся полу, по стенам, по потолку потекло настоящее, дровяное тепло. На сковороде скворчала картошка; наверное, я бы смогла и в печи что-нибудь соорудить, но электричество всё же привычнее, мечтания о печных изысках хоть и посещали меня регулярно, но так мечтаниями и оставались, ну и ладно. Сейчас натрескаюсь, выпью чаю, заберусь с книжкой на древний кожаный диван, и валите-ка вы все от меня подальше, куда-нибудь в завтра, да?

Книг у нас было в достатке, по большей части старых, истрёпанных ещё в детстве и оттого особенно вкусных. «Граф Монте-Кристо»… Нет, больно длинно. «Анжелика»… Ну уж, пусть мама читает, ей нравится. «Диалоги» Платона. Я подцепила пальцем ветхий корешок и вытянула книгу из плотно спрессованной шеренги. Папина. Нашёл он её здесь, на чердаке, нашёл случайно, в ветхом живописном хламе от прежних владельцев, и часто листал по вечерам. Пока был жив. Я тоже не обошла вниманием знаменитого философа, но осилила по малолетству одну лишь занятную главку об Атлантиде. Посмотрим…

– Кхе-кхе, – вдруг раздалось за спиной.

Я не трусиха, оставаться одной на даче в безлюдной деревне приходилось и раньше, никаких нежелательных встреч не происходило, да и как бы они произошли? Свои сюда не дойдут, далеко и незачем, а в инопланетян я не верила. Но сердце всё ж таки прыгнуло, застучало, и обернуться стоило заметных усилий.

– Здравствуйте, Мария Михайловна! Смею надеяться, я не напугал вас нежданным визитом!

Посреди комнаты или, лучше сказать, горницы стоял абсолютно незнакомый мужчина, старик, обликом напомнивший церковнослужителя. Длинные волосы, окладистая борода и странное одеяние, то ли ряса, то ли плащ светло-серого цвета.

– Здравствуйте, – ответила я, – но позвольте… Мы знакомы?

– Ни в коей мере! И пусть вас не смущает, что я зову вас по имени-отчеству. Я лишь имел удовольствие рассмотреть семейные фотографии, пока вы там перебирали книги.

Старик улыбался очень по-доброму, светло, открыто, и я окончательно успокоилась. Фотографий мама действительно развесила в необходимом достатке, снабдив каждую пространными комментариями.

– Ну что же, – улыбнулась я, – очень рада исправить упущенное. Вы священник?

– Священник! – воскликнул старик. – Помилуйте, разве похож?

Он широко развёл руки и ловко повернулся на пятке, обутой в невозможного вида сандалию. Нет, не священник, абсолютно нет.

– Я, изволите видеть, философ! Платон, сын Аристона, к вашим услугам.

На помешанного чудной старик тоже не походил, слава богу, я на них реагирую профессионально, как-никак врач соответствующего профиля, хоть и с невеликим стажем. Кто ж такой?

Пришелец пригладил растревоженную в пируэте бороду и хитро на меня посмотрел.

– Вы, я вижу, сомневаетесь? Дескать, откуда взялся, как в дом попал и так далее? Ну не досадно ли! Вы ещё спросите, почему я по-русски разговариваю. Пустяки это, Мария Михайловна!

Про русский язык я подумать не успела, а то бы, конечно, спросила.