Под миртами Италии прекрасной

Елизавета Ксаверьевна изображена по пояс, сидящей в спокойной позе. Шелковое, золотистого цвета платье с белым кружевным воротничком. На голове кружевная накидка, длинные концы которой завязаны под подбородком. На плечи наброшен палантин из красного бархата, отороченного горностаевым мехом. На запястье правой руки золотой с красной эмалью браслет. На безымянном пальце и мизинце по два кольца…

Перед нами исполненная собственного достоинства пожилая светская дама. Но все тот же знакомый наклон головы, та же затаенная на губах улыбка.

У левого края восьмиугольного полотна, размерами 79 x 62,5 см, вслед за подписью С. Blaas стоит дата — 1852. В том году Е. К. Воронцовой исполнилось шестьдесят лет. Приблизительно к тому времени относится воспоминание писателя В. А. Соллогуба: «Небольшого роста, тучная, с чертами несколько крупными и неправильными, княгиня Елисавета Ксаверьевна была тем не менее одной из привлекательнейших женщин своего времени. Все ее существо было проникнуто такою мягкою, очаровательною, женственною грацией, такой привлекательностью, таким неукоснительным щегольством, что легко себе объяснить, как такие люди, как Пушкин, герой 1812 года Раевский и многие, многие другие, без памяти влюблялись в княгиню Воронцову».

Через четыре года она овдовеет, но сама доживет до весьма преклонного возраста. По свидетельству современников, «Воронцова до конца своей долгой жизни сохраняла о Пушкине теплое воспоминание и ежедневно читала его сочинения. Когда зрение совсем ей изменило, она приказывала читать их себе вслух, и притом споряд, так что, когда кончались все томы, чтение возобновлялось с первого тома».

Елизавета Ксаверьевна скончалась в 1880 году, не дожив без малого до восьмидесяти восьми лет.

ГРАФИНЯ СТРОГАНОВА — «ПОРТУГАЛКА»

Прошло уже много лет после возвращения домой из Италии, а в памяти оставались слова Н. М. Каучишвили, сказавшей однажды в беседе со мной, что материалы, точнее, письма, проливающие дополнительный свет на историю дуэли и смерти Пушкина, могут обнаружиться и в Португалии. Речь шла об архиве португальской поэтессы маркизы Леонор д’Алорна — матери хорошо известной пушкинистам графини Ю. П. Строгановой, прозванной «Португалкой». По сведениям, имевшимся у Нины Михайловны, этот архив все еще находился тогда у потомков Леонор д’Алорна, живших где-то неподалеку от Лисабона. О том же архиве, призывая зарубежных пушкинистов предпринять его поиск, писал в книге «Портреты заговорили» Н. Раевский. Кстати, он впервые в нашей литературе привел некоторые сведения о португальских родственниках Строгановой. Теперь их можно дополнить.

Но вначале напомню, что графиня Юлия Павловна Строганова (1782–1864), урожденная графиня д’Ойенгаузен, в первом браке графиня д’Ега, в 1826 году обвенчалась с графом Григорием Александровичем Строгановым (1770–1857), от которого у нее была к тому времени уже взрослая дочь — Идалия (между 1806–1810—1890), вышедшая впоследствии замуж за кавалергардского офицера А. М. Полетику. Все они оказались причастными к истории дуэли и смерти Пушкина.

Г. А. Строганов приходился двоюродным дядей сестрам Гончаровым, и Пушкин после женитьбы неоднократно общался с ним и его супругой. Граф и графиня были посажеными отцом и матерью Екатерины Николаевны Гончаровой, вышедшей замуж за Дантеса при обстоятельствах достаточно широко известных, чтобы сейчас на этом не останавливаться. У них же устраивался свадебный обед, от приглашения на который Пушкин не счел возможным отказаться, хотя знал, что ему придется сидеть за одним столом с Дантесом. Геккерн, получив вызов на дуэль, приезжал к Строганову советоваться о том, как ему следует поступить, и тот сказал, что считает дуэль неизбежной.

Супруги Строгановы почти неотлучно находились в квартире умирающего поэта, а после его кончины граф, человек весьма состоятельный, взял на себя расходы по похоронам и возглавил опеку над детьми и имуществом Пушкина. По-видимому, сделано это было не только в силу родства с Наталией Николаевной, но и той роли, которую он сам, его жена и их дочь уже сыграли в преддуэльный период. Так или иначе, Строгановы, как, впрочем, практически все великосветское общество Петербурга, с начала и до конца были на стороне Дантеса, а после суда над ним считали его «невинно пострадавшим».

Особо следует упомянуть о зловещей в судьбе Пушкина фигуре И. Г. Полетика — близкой приятельницы Наталии Николаевны, устроившей в своем доме ее встречу с глазу на глаз с Дантесом, что, очевидно, ускорило приближение трагической развязки. И. Г. Полетика, как известно, находилась когда-то в дружеских отношениях и с самим Пушкиным, но потом воспылала к нему жгучей ненавистью, которую сохранила до конца своих дней.