Под покровом небес

– Скажи ему сама, – рассеянно отозвался Эрик. – Celle-l`a on va mettre ici en bas,[35] – продолжил он, указывая одному из арабов на тяжеленную сумку из толстой свиной кожи.

– Ты идиот! – огрызнулась она и пошла обратно; через мгновение Порт услышал ее взвизг:

– Non! Non! Th'e seulement! Pas gateau![36]

В конце концов она вышла снова, отчаянно размахивая сумочкой и вся красная. Завидев Порта, остановилась как вкопанная и требовательно воззвала:

– Э-рик!

Тот оторвался от дел, подошел и представил Порта матери.

– Я очень рада, что вы нашли возможным поехать с нами. Будете нас защищать. Говорят, в здешних горах лучше все-таки иметь при себе револьвер. Хотя, должна сказать, мне никогда еще не попадался араб, с которым я не могла бы сладить. Это как раз французы сволочи, от которых реально требуется защита. Грязные скоты все как один. Нет, вы представьте: они мне будут говорить, что я вчера ела с чаем. Какая наглость! А ты, Эрик, – трус! Оставил меня сражаться там у стойки в одиночестве. Это, наверное, ты съел те пирожные, которые они включили в счет!

– Да не все ли равно, а? – улыбнулся Эрик.

– Ты признаешь? Не понимаю, как тебе не стыдно? Мистер Морсби, вы только посмотрите на этого никчемного мальчишку. Он в жизни ни дня не работал. А я должна оплачивать его счета.

– Да ладно тебе, мама! Садись давай. – Последние слова он произнес уже с оттенком тягостной безнадеги.

– Что значит «садись давай»? – Ее голос опять истончился до визга. – Ты как со мной разговариваешь! Тебя надо по щекам отхлестать. Очень было бы тебе полезно. – Она уселась на переднее сиденье. – Со мной никто и никогда так не разговаривал!

– Мы можем сесть спереди все втроем, – сказал Эрик. – Вы как, не возражаете, мистер Морсби?

– Было бы здорово. Я люблю ездить спереди, – сказал Порт.

Он твердо решил оставаться за пределами их семейных разборок, а лучшим способом от них загородиться, как он подумал, будет держаться так, будто ты совершенный ноль, пустое место: просто быть вежливым, побольше молчать и слушать. Весьма вероятно, что нелепая перебранка вроде нынешней – это единственный вид общения, которому милая парочка находит в себе силы и умение предаваться.

Ну, наконец поехали: Эрик сел за руль, погонял для начала мотор на холостых оборотах. Раздались крики носильщиков:

– Bon voyage![37]

– Ты знаешь, выходя, я заметила нескольких людей, которые во все глаза на меня пялились, – сказала миссис Лайл, откинувшись на спинку сиденья. – Эти грязные арабы тут хорошо свою работу знают… Впрочем, как и везде.

– Работу? Что вы имеете в виду? – спросил Порт.

– Как что? Шпионство ихнее. Они всю дорогу тут за всеми шпионят, неужто не знаете? Так они зарабатывают на жизнь. Думаете, здесь можно что-нибудь сделать так, чтобы они не заметили? – Она издала неприятный смешок. – Через час все до единого уже всё будут знать – ну, эти, как их… разные там атташе и вторые секретари в консульствах.

– В смысле – в британских консульствах?

– Да во всех консульствах, в полиции, в банках, везде! – твердо припечатала она.

– Но… – засомневался Порт, устремив вопросительный взгляд на Эрика.

– А, это да, – сказал Эрик, явно обрадованный возможностью в кои-то веки согласиться с матерью. – Тут прямо жуть что такое. Нам ни на миг не дают покоя. Куда ни приедешь, везде прячут от нас адресованные нам письма, пытаются не пустить в отель, будто бы у них все номера заняты, а когда снять номер все же удается, устраивают там обыск, стоит только выйти за дверь. Крадут наши вещи, присылают носильщиков и горничных подслушивать…

– Но кто? Кто все это делает? И зачем?

– Как кто? Арабы! – вскричала миссис Лайл. – Эти вонючие недочеловеки, у которых нет другого занятия в жизни, кроме как шпионить за другими. Чем же еще, вы думаете, они живут?

– Это просто невероятно, – робко вставил Порт в надежде таким образом еще больше раззадорить ее: уж больно забавно было все это слушать.

– Еще бы! – с торжеством в голосе проговорила она. – Вам это может показаться невероятным, потому что вы их не знаете, но присмотритесь к ним внимательнее. Они не переносят нас. Так же, между прочим, как и французы. О, как они нас ненавидят!

– А мне арабы всегда казались очень симпатичными, – сказал Порт.

– Конечно. Это потому, что они подобострастны, непрерывно льстят и подлизываются. Но стоит только повернуться к ним спиной, они сразу же со всех ног в консульство.

– Однажды в Могадоре… – начал было Эрик, но мать оборвала его.

– Ну ты-то заткнулся бы. Дай поговорить старшим. Неужели ты думаешь, что кому-то интересно слушать твои неуклюжие глупости? Будь у тебя хоть немножко соображения, ты бы не влип в ту историю. Какое ты вообще имел право где-то шляться, когда я умирала в Фесе? Мистер Морсби, я ведь действительно умирала! Пластом валялась на больничной койке, в окружении ужасных арабских медсестер, ни одна из которых не могла даже правильно воткнуть шприц.