Под покровом небес

– Да все они прекрасно могли! – уверенно возразил Эрик. – Мне они его втыкали как минимум раз двадцать. А заражение у тебя произошло просто из-за низкой сопротивляемости организма.

– Чего-чего? Сопротивляемости? – Миссис Лайл аж взвилась. – Все! Говорить дальше я отказываюсь… Обратите внимание, мистер Морсби, на цвет этих холмов. Кстати, вы никогда не пробовали при съемке пейзажей применить инфракрасный фильтр? Я сделала несколько таких снимков в Родезии – красиво получилось на редкость! – но их украл у меня редактор в Йоханнесбурге.

– Мамочка, мистер Морсби не фотограф.

– Помолчи. И что? Он поэтому не может знать про инфракрасную фотографию?

– Я видел такие снимки, – сказал Порт.

– Ну вот, конечно же, он их видел. Ты понял, Эрик? Ты просто не соображаешь, что несешь. А всему виной твоя недисциплинированность. Ох, как мне хочется, чтобы тебе когда-нибудь пришлось зарабатывать на жизнь самому. Это научило бы тебя думать, прежде чем говоришь. А то ведешь себя как последний придурок.

За сим последовал весьма занудный спор, в ходе которого Эрик – похоже, специально для Порта – озвучил целый список неправдоподобно звучащих должностей, на которых будто бы не покладая рук трудился в течение последних четырех лет, тогда как мать по каждой позиции всякий раз возражала, методично и убедительно доказывая, что все это выдумки. Каждое следующее его утверждение она встречала криком:

– Какая ложь! Экий лгунишка! Ты даже не понимаешь, в чем смысл этого дела!

В конце концов Эрику ничего не оставалось, как проговорить обиженным тоном, словно объявляя о капитуляции:

– Так ты сама же не давала мне закрепиться ни на какой работе, хоть тресни. Потому что боишься: вдруг я перестану от тебя зависеть.

Тут миссис Лайл вскричала:

– Смотрите! Смотрите, мистер Морсби! Какой милый ослик! Прямо как в Испании. Мы, правда, пробыли там всего два месяца. Это какой-то ужас, а не страна: сплошные солдаты, священники и евреи!

– Евреи? – недоверчивым эхом отозвался Порт.

– Конечно. А вы не знали? Там все гостиницы их полны. Они всей страной там правят. Ну, исподволь, конечно, из-за кулис. Так же как и повсюду, впрочем. Только в Испании они ведут себя очень умно. Вообще не признают того, что они евреи. В Кордове… Это я к тому, насколько они хитры и коварны… Так вот, значит, в Кордове я прошлась по улице под названием Худерия. Там у них и синагога расположена. Ну и, естественно, там евреи кишмя кишат – типичное гетто. Но, думаете, хоть один из них признает себя евреем? Да ни за что! Каждый, кого ни спроси, машет у меня перед физиономией пальцем и кричит: «Cat'olico! Cat'olico!» Нет, вы представьте: все как один они объявляют себя католиками! А на экскурсии по синагоге гид утверждал, что никаких служб там не ведется с пятнадцатого века. Боюсь, что я была чересчур груба с ним. Просто расхохоталась ему в лицо.

– И что он на это сказал? – полюбопытствовал Порт.

– Да ну, продолжал что-то талдычить как ни в чем не бывало. Они же все зазубривают, как попугаи. При этом глазел на меня с ошалелым видом. Это там было со всеми так. Но думаю, он меня зауважал: все-таки не испугалась! Чем ты грубее с ними, тем больше они перед тобой стелются. Я показала ему, что понимаю, какую беззастенчивую ложь он несет. Католики! Уверена: они думают, что этим они себя как бы возвышают. Но это же курам на смех, особенно когда все – ну прямо самые типичные евреи, это же с первого взгляда видно. Уж я-то евреев знаю. Слишком много у меня скверных воспоминаний с ними связано.

Забавная новизна этого бреда к тому моменту изрядно поувяла. Сидя между мамочкой и сыном, Порт начинал ощущать что-то вроде удушья: их навязчивая глупость действовала угнетающе. Миссис Лайл оказалась особой еще более неприятной, нежели ее сын. В отличие от него она не живописала собственные подвиги – реальные или выдуманные, – зато всякую беседу умудрялась свести к детальным описаниям гонений, которым она якобы подвергалась, или дословному пересказу яростных ссор, в которые вступала с теми, кто ей докучал. Что ж, слово за слово, перед Портом начал разворачиваться характер, хотя его этот характер интересовал уже куда менее, нежели давеча. Ее жизнь была бедна на личностные контакты, а она в них так нуждалась! Поэтому и предавалась им как могла; каждая схватка была такой неудавшейся попыткой установить с кем-нибудь человеческие взаимоотношения. Даже с Эриком ей в конце концов пришлось перепалку сделать естественной манерой общения. В итоге Порт решил, что перед ним самая одинокая женщина, какую он только видел в жизни, но особого сочувствия к ней вызвать в себе не смог.