Под покровом небес

– Дерб Эш-Шерги,[38] – сказал Порт. И успокоительно присовокупил, когда она удивленно к нему обернулась: – Это я так… Просто табличку на стене прочел.

Главная улица городка, длинная и пустая, жарилась под палящим предвечерним солнцем, силу которого, казалось, лишь удваивал тот факт, что над горами, высящимися впереди на юге, все еще клубятся плотные черные тучи, с раннего утра так и не рассосавшиеся.

X

Поезд был очень старым. В вагонном проходе с низкого потолка свисал ряд керосиновых ламп, неистово взад и вперед качавшихся в такт рывкам старинного паровоза. Когда поезд еще не тронулся, но колокол на станции уже брякнул, Кит в свойственном ей приступе безумия, которое охватывало ее в начале каждой поездки по железной дороге, спрыгнула на перрон, подбежала к газетному киоску и, купив несколько французских журналов, едва успела вернуться в вагон, уже пришедший в движение. Потом в неверном свете, даваемом смесью сумерек и желтых сполохов тусклой лампы, она держала журналы на коленях и один за другим разворачивала, пытаясь проведать, о чем они. Единственный, в котором можно было что-то разглядеть, состоял почти сплошь из фотографий: «Cin'e Pour Tous».[39]

У них было отдельное купе. Таннер сидел напротив.

– При таком свете читать нельзя, – сказал он.

– Да я просто картинки смотрю.

– А-а.

– Ты извини меня, ладно? Через минуту я ведь и этого не смогу. В поездах я немного нервничаю.

– Ладно, давай, – сказал он.

Они взяли с собой холодный ужин, купленный в отеле. Время от времени Таннер испытующе поглядывал на корзину. В конце концов, подняв взгляд, Кит его на этом поймала.

– Таннер! Неужели ты уже проголодался? – воскликнула она.

– Я – нет, но вот мой солитер…

– Фу, какой ты грубый.

Она подняла корзину, довольная, что может себя занять какой-никакой работой. Один за другим стала вынимать оттуда увесистые сэндвичи, завернутые каждый отдельно в тончайшие бумажные салфетки.

– А ведь я говорила им: не надо нам совать эту вашу ужасную испанскую ветчину. Она настолько сырая, что от нее и впрямь можно подхватить глистов. А она – вот, конечно! Наверняка это она и есть. Я ее по запаху узнаю. Вот ведь народ! Им что говори, что нет – думают, что ты это просто голос так упражняешь.

– А я бы съел… с ветчинкой-то… если есть, – сказал Таннер. – Насколько я припоминаю, она была очень даже.

– Да на вкус-то она ничего.

Кит вытащила из корзины сверток с крутыми яйцами, где вместе с ними оказались и несколько очень маслянистых черных оливок. Поезд вскрикнул и ринулся в тоннель. Кит торопливо отправила яйца назад в корзину и с опаской выглянула в окно. Но увидела лишь отразившийся в стекле абрис собственного лица, безжалостно освещенного слабеньким заревом сверху. Кислотная вонь каменноугольного дыма усиливалась с каждой секундой; у Кит перехватило дыхание, легкие отказывались это в себя вбирать.

– Кх-фу! – поперхнулся Таннер.

Она сидела без движения, ждала. Если крушение произойдет, то, скорее всего, либо в тоннеле, либо на какой-нибудь эстакаде. «Была бы я хоть уверена, что это и впрямь сейчас случится, – думала она, – я была бы спокойна. Но эта неизвестность… Когда заранее не знаешь, приходится постоянно быть настороже».

Тут они снова вырвались на простор, задышали. Снаружи на много миль простерлась каменистая равнина, за ней маячили угольно-черные горы. Свет, что еще оставался в небе над их изломанными гребнями, кое-как пробивался между тяжелых угрожающих туч.

– А куда делись яйца?

– Ой! – И она отдала ему весь пакет.

– Да я же не съем их все!

– Должен съесть, – сказала она, делая над собой усилие, чтобы оставаться в теме, по-прежнему принимать участие в этой их маленькой жизни, теплящейся между скрипучих деревянных стенок вагона. – А я буду только что-нибудь из фруктов. И какой-нибудь сэндвич. – Взяла; но хлеб показался ей сухим и жестким – не прожуешь.

Таннер вдруг полез под лавку, стал тащить оттуда один из своих саквояжей. Воспользовавшись тем, что он не смотрит, она сунула несъеденный бутерброд в щель между лавкой, на которой сидела, и наружной стеной, где окно.

Таннер выпрямился, его лицо сияло. В руке он держал здоровенную темную бутыль; немного покопавшись в кармане, достал штопор.

– Что это?

– А догадайся! – проговорил он с ухмылкой.

– Неужто… шампанское!

– Смотри-ка, с первого раза.

В нервном порыве она двумя руками схватила его за голову и, притянув к себе, звонко поцеловала в лоб.

– Какой ты милый! – воскликнула она. – Ты просто чудо!

Он приналег на штопор; раздался хлопок. По коридору прошла тощая старуха в черном, она чуть голову себе не свернула, так упорно смотрела на них. Держа бутылку в руке, Таннер встал и задернул портьеру. Кит наблюдала за ним, думая: «Вот все он делает не так, как Порт. Порт никогда бы этого не сделал».

Он уже наливал вино в дорожные пластмассовые чашки, а она все продолжала внутренний спор с собой: «Но что в этом такого, кроме потраченных денег? Заплатил деньги, купил, и все. Правда, надо было еще иметь желание эти деньги потратить… А главное, вообще додуматься».