Читаем Под покровом небес полностью

Семен извернулся, выхватил из ножен большой нож, воткнул его в грудь медведю по самую рукоятку…

Потом было небытие. Когда Семен очнулся, в тайге потемнело — день клонился к вечеру. Вместо тела он ощущал одну тяжелую, невыносимо тяжелую липкую боль. В нос бил резкий запах крови и зверя. В ушах стоял монотонный гул и странный чужеродный загробный щелкающий звук. Это черный ворон собирал своих собратьев на пиршество.

Семен открыл глаза. Взгляд уперся в низкий потолок избушки. Ноги ныли жуткой болью.

«Да что с ними?!» — Семен оперся левым локтем о матрас, протянул правую руку, откинул одеяло. И только теперь он проснулся окончательно, глядя на пустое пространство, где должны были быть, где болели его ноги. Ужаснувшись увиденному, он перевел взгляд на культи.

«Опять этот сон — теперь не жди ничего хорошего», — подумал Семен.

Семен, как и Лукич, на ночь запускал своего кобелька в избушку — вдвоем веселее, но главное: случись что ночью рядом с избушкой — ночная птица: сова или филин пролетит и сядет на ветку близко стоящего дерева, или бурундук пробежит, кобелек по молодости и из-за охотничьего инстинкта среагирует, залает, а Семен не может просто вскочить на ноги и выйти из избушки, посмотреть, что случилось — слишком много времени займет у него эта процедура, а ночью надо спать, набираться сил для нового дня.

Вот и приходится кобельку ждать взаперти, пока хозяин утром не откроет дверь, чтобы на свободе выпустить свой охотничий пыл и энергию, накопленную за ночь.

Оправившись от шока, Семен взглянул на кобелька, который уже стоял у двери, дружелюбно помахивая хвостом. Семен перевел взгляд на маленькое, с тетрадный лист, окошко, пальцами обеих рук скрестил две фиги, произнес три раза:

— Ночь прочь — сон прочь!

Этому заклинанию научил его друг Сергей Лукич. Действовало оно или нет — сложно было сказать, но успокаивало точно. Было ли это немудреное действие каким-то языческим заклинанием, судя по улыбке Лукича, когда он учил этому Семена, навряд ли, но после него плохой сон можно было не вспоминать целый день и спокойно заниматься повседневными делами.

Вот и сейчас, успокоившись, Семен приступил к обычным утренним делам: оделся, спустился с нар, выпустил на улицу собаку, растопил металлическую печку, вскипятил чайник, разогрел остатки вчерашнего ужина для себя. Для кобелька наложил в его миску холодной вчерашней каши с беличьим мясом.

— Грай, ко мне! — крикнул Семен в открытую дверь.

Кобелек не заскочил, как обычно, в избушку, не начал с аппетитом жадно поглощать свою еду.

Семен доел свой завтрак, стал пить горячий свежезаваренный чай, переводя взгляд с собачьей миски на пустой проем двери.

— Грай! Ты где?! — еще раз крикнул Семен, прислушался, потом резко отставил дюралевую кружку с недопитым чаем, потянул за приклад короткую мелкокалиберную винтовку, лежавшую на нарах, отталкиваясь от каменного пола левой рукой, в кожаной перчатке с обрезанными пальцами и набойками из толстой кожи на костяшках, а правой — прикладом винтовки, который на торце имел резиновую набойку, и был обмотан в несколько слоев плотной тканью, выбросил свое тело через порог наружу. Здесь Семен внимательно осмотрел собачьи следы — они вели прочь от избушки по тропе, по которой он в этот сезон еще не охотился. Собачьего лая тоже слышно не было.

«Не понял?» — подумал Семен и громко, на всю тайгу, закричал:

— Грай! Ко мне!.. Грай!.. Грай!..

Потом, оттянув боек винтовки — патрон уже был в стволе, выстрелил в воздух.

Ни на голос, ни на звук выстрела кобелек не вернулся. Семен занервничал, тревога всколыхнулась в душе, и он, зажав фигу теперь уже левой рукой, суеверно произнес:

— Ночь прочь — сон прочь. Ночь прочь — сон прочь. Ночь прочь — сон прочь!

Не помогло, и понимая, что никто не может помочь его верному другу, товарищу по охоте, кобельку по кличке Грай, Семен, отталкиваясь от земли руками, бросил свое тело назад в избушку, где двумя большими глотками допил из кружки чай, остатки чая из котелка перелил во фляжку, надел за спину рюкзак со всем необходимым, перекинул через плечо седушку с короткими сорокасантиметровыми лыжами в основании, надел шапку-ушанку, схватил винтовку и выбрался из избушки. Подперев палкой дверь, Семен взгромоздился на самодельный снегокат и, отталкиваясь рукой и прикладом, покатил по тропке по собачьим следам.

Лукич закрыл Грозу в избушке, подперев дверь палкой и чуркой, на которой он колол дрова, выкатив ее из пристройки. Самура, который не хотел уходить от Грозы, прицепил на поводок. Угба в своей манере, не спеша, шла метрах в трех впереди хозяина.

Самур сначала слегка упирался, тянул назад, но потом, смирясь с хозяйской волей, пошел вперед, насколько позволяла длина поводка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика