Семен опять проснулся, повернул голову, сжал пальцы в фиги.
— Ночь прочь, сон прочь, — еле слышно зашептал он, глядя в посветлевшее окно.
Лукич приподнялся на нарах.
— Опять снилось? — шепотом спросил он.
— Да. Что-то твое заклинание не очень помогает, — шепотом ответил Семен.
10
Лукич не сразу понял, что мир вокруг них начал меняться. Все вроде бы по-старому. И Лама, и Семен, и Гришка, и собаки, и избушка, и тайга. Но стояла такая тишина, словно уши были заткнуты ватой. А вскоре с неба, которое, казалось, можно рукой достать, начал падать такой густой крупный снег, что дальше двадцати метров ничего не было видно. Хлопья, а не снежинки. И шел снег не переставая. И когда уже позавтракав, допивали чай, Гришка запереживал:
— Да что это такое, в самом деле. Прямо апокалипсис какой-то. Это Семен на лыжах. До своей избушки под горку покатит, а мы же на колесах. Не забуксовать бы.
А потом неожиданно налетел ветер. Лукич такого и не мог припомнить. Разве что в феврале. Да и то не такой сильный. Ветер неожиданным образом, словно по заказу, сдувал выпавший снег с возвышенных и открытых мест в низины, лога. И шли Лукич с Гришкой к машине по подметенной ветром тропе. Самур, рванувший было в чащу, провалился по самую грудь в снег и вскоре вернулся назад на тропу, по которой не торопясь шла вихляющей походкой Угба.
В город Лукич с Гришкой приехали на «Бобике» на следующий день. Сразу в больницу. Вовка ждал их в холле первого этажа. Лукич не сразу его узнал — так он изменился: городская одежда, большая рыжая борода и бритая голова. А главное, он заматерел. И взгляд стал совсем взрослым.
Вовка поднялся с кресла, в котором сидел, быстро шагнул навстречу.
— Здравствуй, папа! — Он обнял отца. От него пахло духами и чем-то еще городским: может, шампунью, может, новой одеждой. Потом Вовка отстранился, поздоровался с Гришкой.
— Здравствуй, дядя Гриша. Спасибо, что привез.
Они прошлись по холлу, нашли три свободных стула, сели.
— Сейчас тихий час. Прием с пяти до семи. К маме пока не пускают — она в реанимации, но я договорился, — увидев обеспокоенный взгляд отца, быстро проговорил: — Ей уже лучше. — Он посмотрел на Гришку.
— Я ему ничего не сказал. Как и обещал, — сказал Гришка, кивнув в сторону Лукича.
Лукич пристально посмотрел сначала на Гришку, потом на сына.
— Маме уже лучше, — повторил Вовка. — Ты, папа, успокойся, а я расскажу все по порядку.
Лукич взглянул на Гришку.
— Хотел тебе Угбу отдать — сейчас подумаю.
— Да это все он! Сказал, чтобы я не говорил тебе раньше времени, — расстроенно забормотал Гришка.
— Так вот, — начал рассказ Вовка. — Неделю назад я встретил случайно Любу. Она в город анализы привезла. Она рассказала, что мама больна и требуется операция. А я как раз получил расчет на своей работе. Взяли такси, доехали до деревни. Таксист еще упрямился — далеко ехать. Но деньги любит — поехал за тройной тариф. А ждать не стал. Пришлось дядю Гришу просить. На следующий день приехали с мамой в больницу. Мы с Любой договорились об операции. За деньги, конечно. Ей за два дня сделали все анализы. Операцию делал сам заведующий. Гад! Видно, сильно деньги нужны были. А навык уже потерял. В общем, сделал операцию не очень удачно. Это я понял уже на следующий день, когда он к маме в палату не пустил. Мол, реанимация. Хотя, когда деньги брал, обещал, что будет пускать в любое время дня и ночи. И глазки у него так пугливо бегали, и голос дрожал: «К сожалению, уже поздно привезли. Сделали все, что смогли».
Я его оттолкнул, вошел в палату. Мама лежит под капельницей, без сознания. И лицо у нее желтое-желтое, — Вовка сглотнул слюну. — Думаю, ну все… — Вовка тяжело вздохнул. — Дяде Грише сказал, чтобы ехал за тобой. Дядя Гриша уехал, а мы с Любой просидели здесь в холле до утра. Потом еще сутки. Все без изменения: мама без сознания.