Читаем Под покровом небес полностью

Лукич привстал с чурки, на которой сидел, протянул ковшик с виски Ламе. Тот взял ковшик, обмакнул в виски кончики большого и безымянного пальцев другой руки, плавным щелчком побрызгал на печку, по сторонам, что-то еле слышно побормотал, отпил половину содержимого. Вернул ковшик Лукичу. Лукич тоже обмакнул два пальца в виски, побрызгал по сторонам, на печку, перекрестился. Гришка и Семен проделали то же самое.

— За скорое выздоровление Татьяны, — сказал Семен. Звякнули алюминиевые кружки.

Лама от выпитого повеселел, заулыбался.

— У Лукича самогонка лучше. Без запаха.

— Да, — крякнул Семен. — И как они пьют такую гадость?!

— А мне понравилась, — оживился Гришка. — Надо еще заказать Вовке… Хотя он уже не работает на этого…

Лукич молча посмотрел на Гришку.

— На кого? — спросил за него Семен. Ему тоже было интересно узнать, чем занимался Вовка в городе.

— Ну этот, как его, сын Стюрки из сельмага, — сказал Гришка.

— Это та, которая под видом водки самогоном своим торговала. А Генка, ее мужик, с этим сынком разливали самогон по бутылкам, закручивали крышки, этикетки наклеивали? — спросил Семен.

— Она. А его «Торбой» все звали. Такой круглый, рыхлый. В себя да под себя все грёб, — подтвердил Гришка.

Лукич нахмурился.

— Этот Торба забурел. Гоняет по городу на большом черном джипе — встречные машинёшки к обочине прижимаются, когда видят его. Побаиваются, пропускают… Говорят, он подмял под себя лесхоз в соседнем районе — прежний директор помер при странных обстоятельствам. Еще крепкий был мужик. И дружит этот Торба с самим районным прокурором. А Стюрка при нем. Деньги считает. А Генка в этом лесхозе охраняет срубленный лес да лесовозы крыжит, которые лес вывозят.

В избушке наступила тишина. Дрова в печке прогорели. Лукич резко встал, распахнул дверь. Поток холодного воздуха затушил полусгоревшую свечу. Лукич вышел из избушки, откинул полог пристройки, набрал дров.

— Эх, не к добру все это, — негромко сказал Семен.

— Генка на грузовике собаку Лукича задавил, — сказал Лама.

— Это когда было? — спросил Семен.

— Вовка был еще маленький, об этом все знают, — сказал Гришка.

— Я тогда егерем работал, в деревне редко появлялся, — оправдываясь, сказал Семен.

В избушку вошел Лукич с охапкой поленьев. Высыпал их у дверцы буржуйки.

— Пора собакам варить, да спать укладываться надо, — сказал он.

Семен улегся спать поперек досок у каменной стены избушки, где потолок был всего в метр высотой. Лама, Гришка и Лукич легли повдоль досок нар ногами к печке, головой к Семену.

— Ты, Семен, того. Ночью не порти воздух, — попросил его Гришка.

— В тесноте, да не в обиде, — ответил Семен. — А чтобы крепче сон был, может, кто что-нибудь расскажет, байку какую… Вот скажи, Лама: что обозначает твое имя?

Лама стеснительно крякнул от внимания к себе, но ответил:

— По-тибетски — «Высочайший». — Лама замолчал, услышав смешок Семена.

— Родители твои, значит, знали, что ты таким высоким будешь?!

— У меня и отец высоким был, — продолжил Лама. — Но «высочайший» это не про рост, а про высокий дух. Ламы — это же тибетские священники. Считается, что у священников духовность выше, чем у простого человека, — пояснил Лама.

Все молча слушали, и он продолжил:

— Раньше у тувинцев имена не сразу давались. Мальчик получал свое имя лет в десять, а то и старше. Считалось, что когда мальчик получает коня, только тогда он становится мужчиной. А до этого у мальчика не было имени. Его звали просто «Оол», то есть «мальчик». Иногда это приложение оставляли при имени. К примеру, Алдын-оол. Переводится как Золотой мальчик… А меня назвали в честь священнослужителя. Видимо, уважали его родители шибко, а может, он сам и посоветовал, — Лама замолчал.

— А как переводится имя твоего внука? — спросил Гришка.

— Своему внуку я сам выбрал имя, причем сразу, как он родился. Как первый раз я увидел внука, так и назвал — «Мерген», — сказал Лама. — «Мерген» переводится как «мудрый» или «меткий стрелок».

— Так «мудрый» или «меткий стрелок»? — спросил Гришка.

— Это имя мне давно нравилось, — продолжил Лама. — С тех пор, как услышал легенду о Йовгун Мергене…

— Расскажи? — полусонным голосом попросил Семен.

— Могу и рассказать, — сказал Лама. — Слушайте:

«Когда-то в нашей стране жил известный своей доблестью и знаниями человек по имени Йовгун Мерген. Он был очень метким стрелком — никогда не промахивался. Однажды над одной стороной китайского города Пекин не взошло солнце, и все время было темно. Тогда попросили прийти нашего Мергена. Он пришел и сказал китайцам:

— Выше мира и ниже неба живет птица Хан Герди. Она распростерла одно крыло и закрыла им око солнца. Если я стрельну в птицу, которая вам мешает, я ее вам достану. Правда, одно будет плохо: погибнет ваш город!

Тут сказал Эжен Хаан:

— Если городу суждено погибнуть — пусть погибает! Лишь бы только снова взошло солнце, а там все равно!

Взял Мерген лук и стрелы, прицелился хорошенько и выстрелил. И вот упало вниз одно крыло Хан Герди, и город Пекин был разрушен до основания. Но око солнца снова взошло.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика