Под покровом небес

Кит сидела на кровати, держа на коленях поднос с остатками завтрака. Комнату освещал отблеск солнца, отраженного от голубой стены патио. Завтрак принес ей Порт, после того как понаблюдал за поведением прислуги и решил, что исполнять приказы постояльцев здесь никто не способен в принципе. Она уже поела и теперь раздумывала над его докладом об операции по избавлению от Таннера, который он преподнес ей – увы – с почти нескрываемым торжеством. Ей только что самой втайне хотелось, чтобы тот куда-нибудь исчез, и от этого сделанное мужем представлялось теперь вдвойне постыдным. Но почему? Таннер ведь уехал сам, никто не гнал его. И тут до нее дошло, что интуитивно она уже готова к тому, что Порт предпримет дальше: в Бунуре он сделает все, чтобы как-нибудь с Таннером разминуться. Это видно по нему уже теперь: что бы он ни говорил, снова встречаться с Таннером он явно не собирается. Вот от чего веяло низостью. Предательская сущность затеянного им маневра, если она правильно все понимает, слишком очевидна, и она решила не принимать в нем участия. «Даже если Порт захочет из Бунуры сбежать, я все равно останусь и встречусь с Таннером». Перегнувшись, она поставила поднос на коврик шакальего меха; от плохо выделанной шкуры шел кислый душок. «Или я просто стараюсь наказать себя еще хуже, приговорив к тому, чтобы и впредь каждый день терпеть перед собой физиономию Таннера? Не лучше ли и в самом деле от него избавиться?» Ах, если бы можно было заглянуть в будущее! Хотя бы на недельку-другую! Тучи над горами – это был и правда нехороший знак, но не в том смысле, какой ей поначалу мерещился. Вместо крушения поезда произошло нечто другое, но это другое может оказаться еще более губительным по последствиям. Как обычно, она спаслась лишь для того, чтобы быть ввергнутой во что-то гораздо худшее, нежели то, что ожидалось. Однако в то, что это худшее окажется Таннером, ей все же не верилось, поэтому так ли уж важно, как она будет вести себя по отношению к нему? Другие знамения предрекали ужас еще более всеобъемлющий и, без сомнения, неотвратимый. Ускользнув от беды, она каждый раз с неизбежностью попадала в ситуацию еще более опасную. «А раз так, – подумала она, – не проще ли сдаться? Ну хорошо, допустим, я сдаюсь. Как я должна себя вести при этом? А вот именно так, как сейчас». В общем, сдавайся или не сдавайся, ее проблем это никоим образом не решает. Почему? Да потому, что она пытается плыть против течения жизни. Своей же собственной. А значит, все, что ей остается делать, это ждать. Ну а попутно есть, спать и вздрагивать от предзнаменований.

Почти весь день она провела в постели: лежала, читала, потом оделась – только для того, чтобы спуститься к ланчу с Портом в вонючий дворик под навесом из зелени. Вернувшись в свою комнату, немедленно снова стянула с себя всю одежду. В комнате никто не прибирался. Она расправила сбившуюся простыню и снова легла. Воздух был сух, горяч и мертвенно-неподвижен. Все утро Порта не было: ходил в город. Она поражалась: такое солнце! – как он только выдерживает, пусть даже в шлеме; она бы через пять минут упала в обморок. На вид особой силой не отличаясь, он может часами бродить по раскаленным улицам, а возвратившись, за обе щеки уплетать отвратную пищу. А еще он откуда-то выкопал араба, который пригласил их обоих к шести вечера на чай. Сообщив о приглашении ей, Порт особенно настаивал на том, что опаздывать нельзя ни в коем случае. Это было очень на него похоже: требовать пунктуальности по отношению к безвестному лавочнику из Айн-Крорфы, а с близкими друзьями (да и с ней тоже) вести себя самым бесцеремонным образом, без всякого зазрения совести являясь на встречи с опозданием когда на полчаса, а когда и часа на два.

Араба звали Абдеслам бен-Хадж Шауи; они зашли за ним в его кожевенную лавку и подождали, пока он закрывал ее и запирал витрину. Под речитатив муэдзина он медленно вел их по извилистым улочкам и всю дорогу что-то вещал на витиеватом французском, адресуясь почему-то преимущественно к Кит.

– Как я рад, о, как я рад! Впервые в жизни я имею честь пригласить леди и джентльмена из Нью-Йорка. Как бы я хотел съездить посмотреть Нью-Йорк! О, какие там богатства! Повсюду золото! золото и серебро! Le grand luxe pour tout le monde, ah!

[52] Не то что у нас в Айн-Крорфе: на улицах песок, две-три пальмы, жгучее солнце и нескончаемая тоска. Для меня это огромное удовольствие – иметь возможность пригласить к себе леди из Нью-Йорка. И джентльмена. О, Нью-Йорк! Что за прекрасное слово!

Ему не возражали, не спорили.