Под сенью Дома Блэк...

Он нормально говорил, позволял себе ругательства и вел себя решительно, но... только пока не приходил Блэк. И все заканчивалось. Односложные фразы-ответы, молчаливое согласие и полное бессилие в глазах, когда Блэк приказывал уйти. Я все понимал. На нем ошейник, он не может перечить ему, но... что надо было сделать, чтобы довести человека – да, проклятье, человека! – до такой покорности?! Почему он так его боится?!

А все просто... я мог бы догадаться сам.

– Почему ты терпишь это?! – спросил я однажды, не выдержав. – Почему?!

Люпин молча разглядывал свои руки.

– У меня больше никого нет, – наконец тихо ответил он. – Но я бы ушел. Ушел бы, это не трудно. Но не могу.

– Почему? – он что, о самоубийстве думал?

– Потому с ним Гермиона. Понятно? Я не могу уйти, зная, что она беззащитна перед ним. Она ведь даже не знает, какой он на самом деле. Я... могу... отвлечь его на себя. Только так я могу хоть как-то помочь ей... Думай, что угодно.

Очень хотелось ругаться...

– Убить его ты, конечно, не думал? – спросил я, прекрасно зная ответ.

– Я не убийца! Да, я тварь, урод, животное, но не убийца!

– Угу, – издевательски ответил я на этот крик души. – Ты не убийца. Ты не желаешь причинять кому-то вред. Избегаешь конфликтов, боясь сорваться, дать волю своему зверю, так?

– Да... – эхом ответ.

– А я не боюсь хомячков. И никто не боится! Ты разыгрываешь из себя жертву, отвлекаешь Блэка, а тебя считают тряпкой!

Люпин бледен.

– Тряпка? – от его голоса меня передергивает. – Пусть так...

– Так ты ей не поможешь! – кричу ему вслед, а он выходит, плотно закрыв дверь.

Он никогда не признает мою правоту.

Только смерть Блэка была бы благом. Но Рем светлый, а значит, этот вариант для него невозможен. Если Блэка не убьют, мы останемся его игрушками на целую вечность. А это в мои планы не входит. Нет иного выхода, как сжать зубы и ждать... ждать, пока тело придет в норму. Вот тогда я медлить не стану.

Я отпугнул Люпина своими необдуманными речами. Идиот. Ведь понятно было, как он отреагирует! Шанс перетянуть его на свою сторону стал почти призрачным. Но хуже того стало то, что он почти перестал говорить со мной.

Через неделю мне хотелось на стену лезть от беспросветности своего положения. Закончив свое "лечение" Люпин молча уходил, Блэк будто забыл про мое существование. Четыре стены и потолок, который я до последней трещинки в штукатурке изучил. Будучи узником в Азкабане я, по крайней мере, мог хотя бы ходить по своей камере, переругиваться через стенку с Белл, а здесь...

А впрочем, хорошо, что здесь нет дементоров, нет Белл, Лорда...

Ах, да... здесь тепло и я изредка вижу мельком Гермиону – это явный плюс.

Терпимо, очень даже терпимо... просто скучно.

В один из вечеров Ремус не пришел. Зато пришла она – Гермиона.

– Ремус сказал, что вам нужно после ужина выпить эти зелья, – сказала она ровно, ставя на тумбочку у кровати поднос с едой. Пюре, курятина, молоко... хорошая диета, ничего не скажешь. А на десерт эти два флакончика редкостной дряни. Лечебной, но дряни. В который раз убеждаюсь, что жизнь замечательная штука...

Неудобное это дело – есть лежа. Она старается не смотреть в мои глаза, но спешит помочь, как только я пытаюсь подтянуть неуклюжее тело вверх. Левая сторона вполне чувствительна и управлять ей можно, так что мне не составляет труда подтянуться самому и сесть в кровати. Но приятно, дракл меня раздери, чувствовать ее тонкие, нежные пальчики на своем плече. Она склоняется так близко, что прядь ее волос падает мне на грудь и аромат корицы с медом обволакивает меня. И одновременно тянет чихнуть – смешно возможно, – но ноздри щекочут ее волосы...

И улыбка, упрямо, изгибает губы...

Она поправляет подушку за моей спиной, чтобы мне было удобнее. Меня охватывает острое разочарование, когда спустя миг она отстраняется, чтобы взять поднос. Но в следующий миг на ее лице растерянность – что делать? Водрузить его ко мне на колени? А могу ли я есть сам? Или мне нужна помощь?

Коварное желание овладело мной.

– Боюсь, я сам не справлюсь... – тяну насмешливо и яркие пятна краски на ее щечках. Что-то внутри меня пустилось в пляс.

В следующую секунду она решительно чуть вздергивает носик и берет вилку в руку. Я торжествую. Немножко пюре, после кусочек мяса, затем вновь пюре. Я счастлив. Доволен, как сытый дементор (если эти твари способны быть сытыми). Впервые я могу рассмотреть ее как хотелось. Жадно оглядываю каждую черточку ее лица – ямочку на подбородке, розовые губки, чуть вздернутый носик, румяные от смущения щечки, аккуратные бровки...

– Это неприлично, так рассматривать человека – чуть дрогнувшим голосом замечает она.

– Так поступите неприлично в ответ, – живо откликаюсь в ответ. – Вот он я, перед вами. Всецело, полностью, мое ТЕЛО в вашей власти... исследуйте его...

Мерлин мой, как она невинна! Ее смущение, ее румянец... и это принадлежа Блэку! Как это возможно?! Но какая же она прелесть...

– Вы... да вы... вы издеваетесь надо мной! – несчастно говорит она, чуть не плача.

Ну нет, я совершенно не хочу видеть твои слезы, милая моя!