Под сенью проклятия

— Великий господин Яруня, позволь мне перемолвиться словом с госпожой Тришей. Только наедине. Шутка ли — девица только что потеряла родственницу, вся в горести сидит, а ты с делом к ней подступаешься. Хоть Морислана и дальней родней ей приходилась, по твоим словам, а все ж кровь не водица. Я женщина, мне её уговорить легче.

Верч нежданно даже сопеть перестал, и стало слышно, как горестно зудит, бьется над жемчужным подзором усталая муха. Потом Яруня проворчал:

— Не было ещё такого, чтобы меня в моем доме просили выйти из горницы. Но будь по-вашему. Я в обеденной зале посижу, тут напротив, кваску похлебаю. Кликните, как закончите.

Он вышел, набычившись и тяжело покачиваясь на ходу, широкоплечий, громадный, страхолюдный. Муха прозудела последний раз и смолкла. Глерда тем временем скользнула к одной из лавок. Села, постучала ладошкой по лиловому с золотом полотну, застилавшему скамью:

— Присядь, госпожа Триша. В ногах, как говорят у вас, у тутешей, правды нет.

Я села.

— Насколько дальней родней ты приходишься Морислане? То есть приходилась? — Спросила вдруг Глерда.

— Я дочь. — в горле почему-то появился комок. — Её двоюродного брата Иргъёра. У нас его кликали господином Игором. Племянница, стало быть. То есть была племянница. Двоюродная.

Сказала и подумала — а правильно ли я назвала имя брата Морисланы? Но на память пока вроде не жаловалась.

— Значит, Морислана была твоей тетей? — Глерда глянула ласково, расширив светлые, словно водой промытые глаза. Серые, как туман над речкой Шатеркой поутру.

Мне внезапно подумалось, что взглядом баба в узорчатом платье похожа на Морислану. Но следующие её слова выбили из моей головы все думки:

— Надо признать, что ты и впрямь похожа. Нет, не на саму Морислану. Помню, лет двадцать назад я видела в её доме младенца с похожим лицом. Девочку.

Мои колени разогнулись сами, поднимая меня над лавкой.

— Сядь. — Глерда глянула снизу вверх, глаза её сияли, как бегучая вода на гольцах-перекатах. — Теперь, когда ты видишь, как много я знаю, может, поговорим откровенно?

Я хлопнулась задом о лавку, но рта не раскрыла. Нехорошие предчувствия у меня были, аж в груди что-то заскреблось. Морислана погибла, а меня завлекают в ту же заваруху. И Глерда во мне Морисланину дочь признала. Ох, неспроста это. При таких раскладах молчать да слушать нужно, а говорить — только по надобности.

Вот только как смолчать, когда хочется спросить так много?

— Я всегда думала, что же случилось с тем младенцем.

Не гляди она при этом так проникновенно, может, я и промолчала бы. А так буркнула:

— А чё ж не спросили?

— Госпожа Триша. — Глаза у Глерды вдруг построжали. — После всего, что перенесла Морислана, было бы несправедливо спрашивать у неё что-то. К тому же госпожа Морислана происходила из рода Ирдраар, а там чтут древние норвинские обычаи. Во всяком случае, большую их часть. Согласно им, изуродованного младенца следует унести в лес и там оставить, чтобы не мучить ни его, ни себя.

— Заботятся, значит. И о нем, и о себе. — Я тоже глянула проникновенно.

Хотя на душе было гадко. Это что ж, мне ещё и благодарить Морислану за то, что не в лесу кинула, а бабке Мироне с рук на руки передала?

Глерда выдохнула, серые глаза опять засияли добротой.

— Здесь нет никого, кроме нас. Думаю, нам лучше перестать притворятся. Двадцать лет назад, в доме у Морисланы я видела тебя, госпожа Триша. Честно говоря, я всегда полагала, что ты не выжила. Жаль, но ни о каком признании со стороны рода Ирдраар не может быть и речи. В роду не должно быть ущербных детей, таков их закон.

— Обойдемся, матушка. — Елейно сказала я.

Беседа мне не нравилась. Хоть и хотелось до ужаса расспросить Глерду об отце, о том, что же такого перенесла Морислана, и не связано ли это с проклятьем, исковеркавшим моё лицо и руку. Но я уже понимала — баба эта и впрямь похожа на Морислану, а такие, как она, без выгоды для себя ничего не делают. И не рассказывают. Ох, заманят меня в заваруху с Ерисланиным сыном, как есть заманят…

Глерда кивнула.

— Лучше не питать надежд там, где им не суждено сбыться. Однако это не значит, что ты не можешь исправить свой облик. Все в руках Дина и Трарина, а также Киримети-кормилицы, великой тутешской богини.

У меня аж дыхание пресеклось. Думаю, Глерда это заметила, потому как заявила с участием, прищуривая добренькие бледносерые глаза:

— Рассказывала ли тебе Морислана, почему у тебя такое лицо, госпожа Триша? И рука. Я вижу, она не сильно усохла, но от обычной руки все равно отличается, не так ли?

Всех моих сил хватило лишь на то, чтобы мотнуть головой — мол, не рассказывала. В носу нехорошо повлажнело, а левую руку опять свела судорога. Но я даже не пошевелилась, не до того было.

Только носом шмыгнула.

— Хочешь узнать, почему ты уродилась с таким лицом?

— А то. — У меня аж голос охрип.

У Глерды, наоборот, голос медом потек, в отличие от моего:

— Это случилось ещё до твоего рождения. Сначала госпожа Морислана была замечена нами, ведьмами, и стала ученицей Ведьмастерия. Следует отметить — у неё имелись большие способности.