Под сенью проклятия

За холмом крыши — надо все-таки узнать, как её настелили — прятались ещё два дома, уже бревенчатых, каждый по длине как три-четыре деревенских избы. Арания уверенно зашагала к ближайшему, с разбегу пнула дверь и влетела в узкий проход. По всей длине шли частые простенки, завешанные тканными пологами. Сестрица, не поворачивая головы, добралась до конца, откинула последний полог и мрачно предложила:

— Заходи.

Я и зашла. Как по мне, так закуток был достаточно велик. А для Арании, пожалуй, мал — та сызмальства жила в палатах. Думка моя оказалась верной. Сестрица, заходя, сморщилась. Бухнулась с размаху на ложе, стоявшее у стены, и приказала Рогору, заглянувшему в щелку полога:

— Притащи топчан из дыры напротив, для Триши. И поставь туда сундуки с моей одеждой. — Она запнулась, вздохнула долго, со свистом. — Сундуки с матушкиными платьями тоже отнеси туда.

Норвин запихнул внутрь мой узел, исчез. Я осторожно спросила:

— Не тесновато нам будет вместе-то? Мне сойдет, но ты ж госпожа, привыкла одна жить в покоях.

— Ничего, вынесу. — Процедила сестрица. Вздохнула, меняясь в лице: — Это дом для подросших детей рода. Тут ни дверей, ни засовов. И прислуга на ночь уходит в другой дом — так заведено. А я здесь одна не останусь. Лучше уж тебя рядом вытерплю.

По ту сторону прохода стукнуло. Я подхватила полог повыше, Рогор просунул в закуток второй топчан, грохнул его об пол — и снова исчез.

— Садись. — Злым голосом приказала Арания. — Отныне и навсегда разрешаю тебе сидеть, лежать и даже спать в моем присутствии.

Вот так-то, сестрица моя Триша.

Как только Рогор и Сокуг водворили сундуки в закуток напротив, прибежали девки. Меж топчанами враз стало тесно — ни встать, ни ноги спустить. Двое из девок запрыгали вокруг Арании. Вельша кинулась чесать ей волосы — госпожа сестрица пожаловалась, что они спутались. Алюня принялась растирать руки — потому что Арания проныла, что ей сводит кисти.

Одна Саньша осталась без дела. А потому просто встала у пристенка, подперла румяную щеку одной рукой и начала тихо смахивать пальцем слезинки. То с одной щеки, то с другой.

Одна она в этом закутке горевала по Морислане так светло и неприкрыто. Мне аж стыдно стало — вот же, чужой человек, а горюет по госпоже матушке больше моего. Не то что я, родная кровь.

Но отчего-то не плакалось. На душе было смутно, нехорошо, горестно — но глаза слезой все не набухали, оставались сухими.

Узел с вещами Вельша сунула под мой топчан, когда пристраивалась чесать сестре волосы. Я уселась на неширокое ложе, сбросила обутки — те самые зеленые сапожки, что прислала Морислана в мыльню перед пиром. Корзина с травами оказалась рядом, и чтобы занять руки, я начала их перебирать, время от времени поглядывая на Аранию.

Та сидела тихо, уставившись в одну точку, время от времени вздрагивала. То ли гребень в Вельшиных руках за волосы цеплялся, то ли мысли у неё были свои, нехорошие.

Девки молчали, Саньша плакала, я бездумно перекладывала сухие пучки. Хрупкая листва отламывалась от ссохшихся стеблей, припорашивая корзину блекло-зеленым снежком. Потом из-за полога начали доноситься голоса, болтавшие не по-нашему, не по-тутешски — здешние возвращались в свои закутки. Оконце напротив полога начало затягиваться теменью, Рогор принес зажженную свечку.

Мало-помалу щеки Саньши высохли, а Вельша наконец оставила волосы Арании в покое. Одна Алюня все ещё продолжала сидеть перед сестрицей на корточках, разминая белые, никогда не знавшие работы пальцы.

Потом по проходу зазвучали тяжелые шаги — тяжелее, чем у тех, кто до сих пор там ходил. Полог сдвинулся, в закуток заглянула толстуха в платье цвета давленой смородины. Тяжело сказала:

— Аранслейг, время идти в общинный дом. Пора начинать прощание с твоей матерью.

Арания вздрогнула, выдрала руку из пальцев Алюни.

— Иду, тетя Элсейг.

Толстуха исчезла. Моя сестра на мгновенье скривила рот, как дите перед тем, как заплакать. Потом вскинулась, тряхнув головой, как молодая кобыла, и лицо её стало как раньше — спокойным, словно она за окошком сидела, и оттуда на всех смотрела. Распорядилась:

— Платье мне. Потемней. Никаких украшений.

Алюня вместе с Вельшей кинулись выполнять. В растворе полога мелькнул Рогор, сказал быстро:

— Госпожа Аранслейг, госпожу Тришу тоже бы надо взять с собой.

Сестрица кинула острый взгляд на Саньшу.

— Ты. Утри слезы и причеши госпожу Тришу. Она должна выглядеть достойно.

— И вот ещё что. — Сказала я быстро. — Гребень. Твои волосы нельзя оставлять где попало. Если ты и впрямь не хочешь остаться здесь как мужняя жена.

Сестрица бросила взгляд через плечо. Туда, где на покрывале лежал брошенный Алюней гребень.

— Саньша. — начала было она.

Та двинулась, но я опередила. Шагнула, вытянула скатку темных волос из частокола зубьев.

Тут в закуток вернулись Вельша с Алюней. Прошли гуськом между топчанами, почтительно, под локотки, вздели Аранию на ноги. И принялись её переоблачать.

Саньша тем временем кинулась за мной с гребнем — потому что я спешно нагнулась над краем топчана, где до этого сидела госпожа сестрица.