Если Шарля Дюмулена можно смело отнести к интеллектуальной элите парижской адвокатуры, то его современника и коллегу Жана Ле Пилёра стоит расположить на противоположном полюсе: он не оставил печатных трудов, о нем нет ни свидетельств современников, ни сведений, занесенных в регистры Парламента; нам вообще ничего не известно о его профессиональной деятельности. Всё, чем мы располагаем, — его нотариальные акты. Но они весьма информативны. Воссоздавая круг забот и жизненные коллизии Жана Ле Пилёра, эти документы дают нам редкую возможность увидеть мир вполне заурядного парижанина в его антропологическом измерении. А тот факт, что Жан Ле Пилёр был адвокатом, объясняет его способность описывать свои проблемы гораздо более красноречиво, чем это предусматривал обычный формуляр нотариальных актов.
Последовательным разбором его документов я и предлагаю заняться.
Адвокат Парижского парламента Жан Ле Пилёр (встречается и другой вариант написания имени — Жан Пилёр) в 1539 году зарегистрировал в Шатле дарственную своим детям от второго брака[63]
. По сути, речь шла о разделе имущества: адвокат стремился защитить интересы своих младших детей. В отличие от Дюмулена, он не был дворянином, и поэтому его недвижимое имущество не подлежало «дворянскому разделу», предусматривавшему преимущественные права старшего наследника. «Буржуазный», или «ротюрный», раздел предписывал равное распределение наследства между всеми детьми. Ле Пилёр загодя, не дожидаясь смерти, одаривает младших детей, рожденных во втором браке, стремясь обезопасить их от притязаний старших, которые, с его точки зрения, и так уже достаточно обеспечены. Подобных актов в регистре Шатле немало, но мой изначальный интерес к персоне Ле Пилёра вызвала особо колоритная и подробная мотивация дарения.«По причине того, что наш Господь Бог даровал ему с Томассой Понсе, его первой женой, и Дениз дю Троншон, его нынешней женой, большое число детей», он занялся переделом наследства. Дети от первого брака, по его словам, уже хорошо устроены: одних дочерей он отправил в монастырь, других выдал замуж, выделив им имущества больше, чем та доля, которая причиталась им из материнского наследства. Сыновья либо содержатся в школах, либо отданы в учение к прокурорам, и Ле Пилёр «выплачивает за них пенсион, чтобы ввести их в [профессию], ознакомить их с судейской практикой, дабы они в будущем имели средства к существованию». Но мэтр Жан опасался, что несмотря на все благодеяния, с его стороны оказанные детям, по поводу раздела наследства возникнут неизбежные ссоры.
Из-за подобных случаев уже многие могущественные, богатые и влиятельные дома пришли в ничтожество, и дети стали вынуждены добывать себе хлеб милостыней, растратив все имущество на ведение процессов, питая вечное беспокойство и гнев друг против друга.
Дав эту мрачную экспозицию, Ле Пилёр моделирует вполне конкретный вариант развития событий:
…его упомянутые дети от второго брака совсем малы, не смогут помочь друг другу, и прежде чем вырастут, они уже растратят свое имущество в тяжбах и процессах, в которых они не смогут совладать с детьми от первого брака, породнившимися со стряпчими и способными получить многие выгоды, каковых не имеют дети от второго брака.
Принимая во внимание эти соображения, Жан Ле Пилёр совершает дарение своих многочисленных парижских домов, рент и участков земли в пригородах.
Дружба с «практиками»[64]
— прокурорами — важное условие адвокатского существования, о чем свидетельствует отрицательный опыт Дюмулена. За судьбу людей, искушенных в судебной практике, можно было не волноваться, однако для детей Ле Пилёра от второго брака путь прямого социального возвышения был закрыт. Они могли бы стать прокурорами Шатле или даже Парламента, но это были «тупиковые» должности, дальнейший карьерный рост оставался уделом лишь адвокатов, людей с университетскими степенями. Обеспечить своих детей университетским образованием Ле Пилёр не смог или не захотел, в противном случае он не преминул бы напомнить об этом в дарственной.