Право номинации было древнейшим атрибутом университетской организации. Издавна университеты составляли списки — Rotuli nominandorum
(буквально — свитки номинаций), в которые вписывали имена тех своих членов, кто достоин занять вакантные бенефиции. Когда-то эти списки направлялись непосредственно папам в Рим. Во Франции со времен Великой схизмы и особенно после Буржской Прагматической санкции 1438 года специальные распределители бенефициев — коллаторы (collateurs des bénéfices) располагали правом определять на освободившиеся церковные должности кандидатов, внесенных в университетские списки соискателей. Согласно Прагматической санкции, треть всех вакантных бенефиций в галликанской церкви должна была отводиться тем, кто получил степени в университетах, стал магистром искусств или бакалавром, лиценциатом или доктором на высших факультетах. Чтобы претендовать на церковную должность, надо было представить свидетельство о прохождении полного курса искусств (Quinquennium). Такая же система в основных чертах сохранялась в режиме действия Болонского конкордата. В правовых текстах было очень четко прописано, что претендент должен пройти весь срок обучения, ничего не пропуская. Соискатели, прошедшие обучение per saltum, перескочив через те или иные курсы, рисковали быть вычеркнутыми из числа кандидатов на вакантный бенефиций или, во всяком случае, могли столкнуться с дополнительными трудностями. Вот почему теологи и провизоры тех коллегий, где преподавали теологию, были столь бдительны в отношении попыток сокращения сроков обучения. Перспектива остаться без церковных доходов мешала им присоединиться к красноречивым доводам сторонников реформ. Представители факультета медицины заняли в споре нейтральную позицию: значительную часть преподавателей и студентов-медиков составляли миряне, и получение церковных бенефиций не представляло для них жизненного интереса; они имели иные легитимные доходы от своей практики.Но почему преподаватели факультета искусств готовы были идти на сокращение собственных курсов, казалось бы, жертвуя своими интересами? Чтобы ответить на этот вопрос, следует вспомнить, что, если не считать обычных и вполне ритуальных призывов к реформам на факультете, раздававшихся с незапамятных времен, конкретное требование сократить время обучения философии впервые предъявлено лишь в 1539 году[146]
. Именно с этого времени на факультете заговорили об избыточности срока trivium annorum com dimidio, а заговорив, уже не могли успокоиться.Осмелюсь высказать гипотезу, что это было вызвано некими недавними изменениями в расстановке университетских сил. В 1538 году буллой Павла III была подтверждена особая привилегия (индульт; indultum
), укреплявшая право Парламента выдвигать кандидатуры на получение бенефициев[147]; это право Парламент использовал в обход жестких требований университетов. Но еще более важным событием стала победа факультета канонического права в длительной борьбе, которая велась с конца XV века, когда «декретисты» начали претендовать на право выдвигать свои кандидатуры на получение бенефициев, не требуя от соискателей наличия степени магистра искусств. До поры до времени речь шла скорее о негласном обычае, чем о праве, и это вызывало протесты со стороны других факультетов[148]. Но в 1538 году постановление Парламента окончательно закрепило право «декретистов» вписывать сих кандидатов в число graduéz nommés (обладателей степеней, номинированных на получение бенефициев) без обязательного наличия у них степени магистра искусств и, соответственно, без документа, подтверждавшего прохождение полного курса обучения (Quinquennium). Это решение было чревато серьезными последствиями для факультета искусств. Как мы поняли, многие студенты предпочитали прерывать слишком длинный и, как они полагали, бесполезный курс философии[149], чтобы сразу перейти к изучению права. «Артисты» рисковали потерять значительную часть студентов-«дезертиров», пополнявших ряды учащихся на факультете права. Поэтому вовсе не обязательно было разделять взгляды Эразма и Рабле, чтобы поддержать реформу: угроза остаться без учеников обеспечивала Галанду поддержку всего факультета. Это не значит, что «артисты» не поддерживали идею гуманистических преобразований университетских курсов, но они не считали необходимым заботиться об этом на институциональном уровне до 1539 года, пока правоведы не закрепили свои исключительные права. Кстати, впервые необходимость реформ на факультете искусств провозгласил ректор Жак де Говеа 21 марта 1539 года, но тогда это осталось лишь декларацией[150].