Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах

Сергей Николаевич был добрейший человек. Неустанным литературным трудом он зарабатывал много и многим помогал. Но это не афишировали. Я знаю, что он регулярно отправлял достаточную на месяц сумму денег Маргарите Кирилловне Морозовой. Помогал П. П. Перцову. Иногда в доме можно было видеть скромного просителя из давних знакомых хозяина, который в трудных обстоятельствах решил обратиться за помощью. Вдове его любимого ученика, моей матери, он помог, купив у нее корову. Дело в том, что из эвакуации мы привезли с собой на поезде корову. Но на станции ее оставлять было нельзя, а забрать было некуда. Сергей Николаевич выручил, купив эту корову. В Болшево ее от Московского ипподрома (куда доставили с поезда лошадей и с ними нашу корову) пригнали отец Ирины Алексеевны Алексей Осипович Комиссаров и моя мать. Корову Милушу содержали в стойле, что доставляло много хлопот Комиссаровым. Но Сергей Николаевич ее любил. Он ходил к ней, разговаривал с ней и угощал хлебом, а она ласкалась к нему. Корова — это не аппарат, который вырабатывает молоко. Она знает и любит хозяев, благодарит их за уход и отдает им молоко; чужому не отдает, поджимая вымя. Я знаю это, потому что мать моя на данные С. Н. деньги купила другую корову. Это было, когда мы уже жили в Поленове. В мои обязанности (в 11–14 лет) входила забота об этом милом и добром животном. В 1943–1946 годах Сергей Николаевич посылал нам посылки с продуктами и подарками детям.

Внешность о. Сергия в годы нашего знакомства соответствовала внешности священника: седая бородка, длинные волосы, холщовая рубашка навыпуск под ремнем. В общении он был ласков, как священник, внимателен к людям, что я испытал на себе. Он умел утешить человека, попавшего в трудные обстоятельства. Помню, как он утешал Александру Алексеевну, когда у нее случилась неприятность на работе[513]

. Вина он не пил, и рюмок в хозяйстве под рукой не оказалось, когда уважаемому гостю перед обедом хотели налить водочки в соответствии с его привычкой перед обедом принимать стопку. Это был народный артист СССР, актер Художественного театра Василий Осипович Топорков.

Гостей летом, весной и осенью принимали на веранде, выходящей в сад. Окна полукруглой веранды были с полукруглым завершением, как и другие окна с таким же верхом. Они были гордостью Ирины Алексеевны. В период строительства дома она сумела их вывезти на грузовике с территории уничтожаемого Страстного монастыря, бывшего на Тверской улице на месте, где сейчас стоит памятник Пушкину. Ей удалось договориться с начальством, и рабочие отгрузили ей ненужные им рамы с коробками. Они очень пригодились для дома тайного священника. Ирина Алексеевна мне рассказывала не раз, как купила и привезла рамы.

На веранде на протяжении всех лет, когда я бывал в Болшеве, был один интерьер. От двери из дома справа на табурете в деревянной 2-ведерной кадке (или около того) рос прекрасный экземпляр тропического растения бегония рекс. Черные, наподобие бамбука, узловатые стволики, их было с десяток, несли крупные остроконечные темно-зеленые сверху и бордовые снизу листья, украшенные серебристыми пятнами по зеленому фону, а так же тяжелые, свисающие грозди розовых соцветий. Высота растения над кадкой была более метра. Диаметр кроны более полуметра. На зиму растение убирали в гостевую комнату, что через коридор от кабинета хозяина. Зимой в этой комнате проводили праздничные застолья и принимали гостей. Я в зимние каникулы ночевал в этой комнате и там за столом читал книги, данные Сергеем Николаевичем. Когда приезжала Екатерина Петровна Нестерова, вдова художника, меня переводили в кабинет на диван. В комнате стояло черное пианино, прислоненное к стене коридора. Против двери из коридора вдоль кухонной стены стояла железная кровать с никелированными шишечками на четырех стальных трубках, служивших ножками. Кровать была всегда аккуратно застелена. Периодически за ненадобностью ее убирали. На ее месте ставили елку с игрушками.