Читаем Под цикадным деревом полностью

Одно за другим яйцо, второе, третье, четвертое проскальзывали сквозь прутья корзины и падали на землю, в снег и слякоть. Бабушка Инес подхватывала их прежде, чем Урания успевала промчаться по ним на трехколесном велосипеде.

— Если сегодня родится дите, я приготовлю вам замечательную фриттату с сыром! — крикнула бабушка семье, смотревшей за происходящим из окна, и подняла очередное яйцо.

Талия и Мельпомена начали прыгать и пританцовывать вокруг большого деревянного стола со следами сучков. Лежавшая на кровати мама улыбнулась, откинувшись на стену.

Терпсихора, которая сидела на полу и прижималась к французскому окну, спала.

Талия, Мельпомена и Терпсихора

Глава 5

Брешиа, май 2005


— Алло?

— Чечильетта?

— Тетя Терпси? Это ты?

— Чечильетта, тама у вас есть снег?

— Снег? Где, тетя?

— Там, куда ты уехала. Есть снег?

— …

— Терпсихора звонит, да? — прочитала я по губам Джады. Сам факт, что она заговорила со мной, уже победа: последние несколько дней подруга дулась на меня.

Я кивнула.

— Не говори ей, что идет снег.

— Ну? Есть снег?

— Да, тетя, очень много! Все белым-бело.

Когда я ссорюсь с Джадой, предпочитаю игнорировать ее советы, хотя всегда понимаю, что напрасно иду наперекор.

— Ох, горе-то какое! Нужно быть осторожным, когда идет снег…

— Почему?

— По кочану. Когда идет снег, умирают бедные цикады, и люди валятся, и…

— Куда, тетя? Куда люди валятся?

— …и все катится под откос.

— Терпси, ты что, упала?

— Я? Нет. У меня здесь нет снега.

И она бросила трубку.

Поздравляю тебя, Чечилия. Ты только что сказала старушке с болезнью Альцгеймера, что ее племянница сидит и дрожит от холода. Интересно, о нем ли думает Терпсихора, когда смотрит в пустоту? Иногда среди гвалта, который обычно царит в доме, где живут женщины, молчание тети Терпси кажется громче любого шума, и мы замираем, чтобы взглянуть на нее. В такие моменты, пока мы к ней присматриваемся, тетя сидит в кресле, широко раскрыв абсолютно ясные глаза, но не слышит наших окликов. Бесполезно спрашивать ее о том, что она видит. Тетя не ответит.

— Ты разве не знаешь?

Джада, должно быть, услышала, как я рассуждала. Я частенько бормочу себе под нос: еще одна вещь, из-за которой меня можно счесть неадекватной и странной, хотя некоторые утверждают, что все люди разговаривают сами с собой.

— Чего я не знаю?

— Когда Терпси смотрит в пустоту, она мечтает о море. Она никогда там не была. Ей знакомы только снег и голодные зимы, поэтому…

— Она ненавидит снег. С приходом снега холоднее, голоднее… и неизвестно, когда зима закончится.

— Верно. У нее была заветная мечта — попасть на море. Эвтерпа рассказывала ей, как ездила работать на юг и в обеденные перерывы гуляла по пляжу, вернее, по одному пляжу…

— Сан-Бенедетто.

Эвтерпа каждый год возила меня на тот пляж, когда я была маленькой. Я понятия не имею, почему она была так привязана именно к нему.

— Точно. Эвтерпа гуляла у моря, оставляя на мягком песке прибрежной полосы большие темные следы…

— И следы становились меньше и меньше, а она уходила все дальше.

— Да. Я тоже так делала в Бразилии. Как и остальные дети.

— Все, кроме тети Терпси.


Плавание всегда казалось мне очень странным занятием.

В бассейне мне приходится снимать слуховой аппарат, от чего я не в восторге. Как только я отключаю его от своего уха, он становится мертвой и бесполезной вещицей. Я тут же начинаю озираться, волноваться, будто каждый взгляд, каждый комментарий, каждый жест окружающих обращен ко мне. Ужасно боюсь, что не пойму чего-то, и успокаиваюсь, только когда снова включаю слуховой аппарат.

Спасатель подавал нам знаки: я не сомневалась, что он решил выгнать меня из бассейна, потому что я неправильно надела шапочку, слишком быстро прошла по бортику или потому что я глупая и ничего не понимаю.

— Ради бога, успокойся, — прочла я по губам Джады. — Он просто сказал, что вторая дорожка для тех, кто плавает медленно. То есть для нас. Мы можем плавать по ней.

Я села на бортик, окунула ноги в воду и глубоко вдохнула. Вода принесла облегчение. Окунувшись в ее теплый мир, я полностью погрузилась в пронизывающую тишину, пока не начала слышать свое тело и звуки, отдающиеся в голове. Мне захотелось отключиться от них, превратиться в свет, стать невидимой и бесчувственной частицей, свободно парящей до конца своих дней.

Когда волнение достигло высшей точки, в голове заиграла моя любимая музыка — барабаны и бас-гитара. Начинается самое интересное.

Удар ногой по щеке прервал идиллию, в которую я только успела погрузиться. Вот всегда так.

— Эй, очнись! Ты плывешь на меня!

Кудри Джады не помещались под черную шапочку, а попа — в изумрудно-зеленый купальник. Ее вид придал мне уверенности. Дорожка была свободна до самого конца. Джада бросила взгляд вперед и поплыла, как обычно, плавно, по-лягушачьи.

Сделав пять кругов, мы подплыли к бортику бассейна и заговорили.

— О чем сегодня будешь спрашивать полицейского?

— Не знаю.

Перейти на страницу:

Все книги серии МИФ. Проза

Беспокойные
Беспокойные

Однажды утром мать Деминя Гуо, нелегальная китайская иммигрантка, идет на работу в маникюрный салон и не возвращается. Деминь потерян и зол, и не понимает, как мама могла бросить его. Даже спустя много лет, когда он вырастет и станет Дэниэлом Уилкинсоном, он не сможет перестать думать о матери. И продолжит задаваться вопросом, кто он на самом деле и как ему жить.Роман о взрослении, зове крови, блуждании по миру, где каждый предоставлен сам себе, о дружбе, доверии и потребности быть любимым. Лиза Ко рассуждает о вечных беглецах, которые переходят с места на место в поисках дома, где захочется остаться.Рассказанная с двух точек зрения – сына и матери – история неидеального детства, которое играет определяющую роль в судьбе человека.Роман – финалист Национальной книжной премии, победитель PEN/Bellwether Prize и обладатель премии Барбары Кингсолвер.На русском языке публикуется впервые.

Лиза Ко

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза
Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза