Под волнами Иматры

– Портрет-то у тебя где?

– Дома схоронен.

– Так ты тащи его сюда.

– Зачем?

– Посмотрю я, сразу узнаю, тот это или другой… Тебя жалею, ни за что ни про что втешешься!…

Кондратьев был уже пьян и плохо соображал. Однако доводы нового товарища показались ему убедительными.

– А ты… ты не надуешь? – спросил он, поднимая отяжелевшую голову.

– Кого? Тебя-то, своего брата Исаакия? Вот корысть была!

– Коли не надуешь, да выйдет что у нас из этого, так я тебя уважу, поделимся…

– И на том спасибо… Дело только поскорее варганить нужно… Болтал в народе напрасно.

– Сплоховал, брат, сам знаю, что сплоховал… Так принести?

– Портрет-то? Уж это, как ты хочешь…

– Я принесу… Выпить бы теперь важно было…

У собеседника сцепщика был, очевидно, с собой большой запас хмельной влаги. Не успел Кондратьев выразить свое желание, как у мастерового в руках появилась новая, полная вина бутылка. Он торжественно потряс ею перед носом товарища и многозначительно произнес:

– А это что?

– Дай! – потянулся к бутылке Кондратьев.

– Шалишь! Чего мне тебя зря угощать-то? Принесешь портрет, пей, сколько твоей душе будет угодно, а до тех пор ни-ни…

Сцепщик был уже так пьян, что готов был на все, только бы продолжить выпивку.

– Так не дашь? – вскрикнул он.

– Принеси портрет сперва!

Кондратьев вскочил на ноги.

– Ну, быть по-твоему, – произнес он, – принесу. Надуешь – убью! Здесь меня жди… Сюда приду.

Он пошел, слегка покачиваясь, в сторону довольно далеких строений. Начинало уже темнеть, но до наступления вечера было все-таки далеко. Когда Кондратьев несколько отошел, его товарищ тоже быстро, без всякого признака опьянения, вскочил на ноги.

Порывистым движением он расстегнул ворот рабочей блузы и вытащил из-под нее порядочной величины кожаный мешок, висевший на ремнях на шее; не снимая ремней, собеседник сцепщика поднял мешок и сильно потряс его около своего уха. Он, видимо, был очень озабочен и, убедившись на слух, что заключавшееся в мешке цело, поспешил засунуть его обратно под блузу и бегом пустился догонять уходившего Кондратьева.

– Постой, постой! – кричал он на бегу. – Чего мне тебя здесь ждать? Вместе пойдем!…

Сцепщик приостановился, и оба новых друга, обнявшись, пошли через поле. Скоро они скрылись во мгле наступивших сумерек.

* * *

Вечером того же дня Пантелей Иванович Ракита, измученный, голодный, вернулся домой. Более суток он был на ногах.

– Ну, что твоя змея? – спросила Пантелея Ивановича жена.

Ракита только рукой махнул.

– Глупости все, вздор! – рассердился он. – Зеленый змий там был, а не змея! Вот что!…

– Однако, говорят…

– Глупости говорят!

– Да не о змее вовсе… Говорят о какой-то фотографии, найденной в том вагоне, где привезли этого миллионера Воробьева.

Пантелей Иванович, когда его супруга говорила это, закуривал послеобеденную сигару. Словно что-то ударило его, когда он услыхал эти слова. Сигара вывалилась из рук, и он уставился на жену недоумевающим взором.

– Какая карточка? – воскликнул он, – кто говорит?

– Дарья наша… У этого Кондратьева карточку видели. Он нашел ее в том вагоне.

– Не может быть! Как же это я ничего не знаю? Дарья! Дарья!

На зов явилась из кухни прислуга.

– Какая карточка? Что такое болтают? – закидывал ее вопросами Пантелей Иванович.

В ответ Дарья рассказала, что и она уже побывала на том месте, где появилась змея. Там она встретила знакомого, товарища Кондратьева, тоже сцепщика. Он и рассказал ей, что Кондратьев, пьяный, забрался в вагон первого класса, стоявший на запасных путях, чтобы проспаться там. Это был тот самый вагон, в котором скоропостижно умер богатый пассажир. Выспавшись на мягких диванах, Кондратьев, по рассказу знакомого Дарьи, нашел в том самом купе, где был мертвец, фотографическую карточку, которую и не подумал представить по начальству, а держал у себя. С какой целью – этого знакомый Дарьи не знал, но говорил, что портрет находится у Кондратьева и тот теперь никому его не показывает.

– Да как же я-то ничего не знаю об этом? – удивлялся Ракита.

– Помилуйте, барин, разве вам будут о таких пустяках говорить, беспокоить вас зря! – отозвалась Дарья.

– Ну, это не зря… Бог знает, что тут кроется… Сюртук мне скорее, пальто, скорее, скорей!

– Уходишь? Отдохнул бы, – пожалела Пантелея Ивановича жена.

– Какой тут, матушка, отдых, – замахал тот руками, – такое дело, такое дело!

Он убежал. Первому же дворнику, встреченному на пути, он приказал как можно скорее бежать в дом, где жили железнодорожные рабочие, и немедленно привести к нему Кондратьева. За первым посланным он отправил второго, третьего. Поиски оказались напрасными. Кондратьева нигде не было.

– С каким-то мастеровым запьянствовал, – сообщили посланцы, – видали тут его… домой приходил…

– Зачем? – спрашивал Ракита.

– В сундуке рылся, искал что-то… Потом ни с того ни с сего побил жену и ушел…

– И нет его?

– Нигде нет! Верно, в город ушел…

Ракита строго-настрого приказал, чтобы Кондратьева доставили немедленно, как только найдут.

Наступила ночь. Пантелей Иванович тревожился, томился, посылал узнать, не вернулся ли сцепщик, – все было напрасно; даже к рассвету Кондратьева все еще не было.