Под зелененьким кусточком

Аня не шелохнулась. «В ожидании отца, она и шага не сделает», – окончательно укоренилась она в правильности выбора.

– У меня еще на сегодня пятнадцать женщин, которые ждут, пока вы тут прихоти свои показываете, девушка, – не унимался врач.

Аня зажалась, стиснув сурово брови, храня преданность окончательному порыву.

– Если мешаете делать нам нашу работу, сделаем укол снотворного. Ничего не почувствуете! – поперли в ее сторону поползновения.

– Я же сказала вам, я ухожу! – задымился Анин голос, срываясь. Голова покрылась головной болью, будто виски ей кто просверливал монотонно. Слезы засушились мешками, воспалив раздраженную кожу под глазами.

– Неси укол, видно по ней, полусумасшедшая, – фальшивил врач, уничтожая наповал. – Оплатила услугу, чтобы закатить здесь концерт на все слушанье! Взять и подорвать доверие к нашей клиники и к врачам! Не получится, – красноязычил врач, победоносно затравливая клиентку.

Медбрат убежал в процедурный кабинет. По Ани пробежали настороженные колючие мурашки, слезы снова хлынули из глаз.

– Я ухожу! – сквозь слезы шипела она, в просвечивающей рубашке. – Не вздумайте ко мне прикасаться!

– Ага, сейчас посмотрим, – подпер врач путь к выходу, скалой непролазной. – До чего же ненормальная!

– Отстаньте, дайте уйти! – стеганул ее голос обезумевши, с лицом полного исступления, не похожая на себя.

– Не трогайте мою дочь! – с силой оттолкнул Иван врача с прохода, а за ним хирург Илья Васильевич.

– Куда вы без бахил! – влетел за ними переполошенный персонал клиники.

– Одевайся Анюсик, и пойдем? – обратился отец к дочери непринужденно-ласково. Анька в эту же секунду преобразилась, направляясь за отцом.

– Деньги не возвращаем! – брызнул врач ядовитым кипятком и удалился, растворяясь в коридорах.

– Подавись, тебе только на скотобойне работать, а не с женщинами! – одарил его Ваня словцом, покидая клинику.

11

Солнце покидало этот день. День чувств, любви, день вымученной истины, и Аня к вечеру успокоилась. В душе воцарилось равновесие, ибо в ее животе в теснейшей взаимосвязи с ней гармонично развивался здоровый плод. Пока совсем еще кроха, но такой уже сильный, переживший вместе с мамой самый сложный и одновременно-нерушимый совместный момент их жизни. Их ждет непременно прекрасное будущее, радостное, счастливое, связанные одной крепкой любовью, так востребованной ими.

Аня была безмерно благодарна отцу, что отозвался и приехал, и такое мощное родство душ почувствовала она с ним, что горда была, что посчастливилось ей такого родителя иметь.

А ночь тем временем расстелила кровати людям, да благословила всех на сон здоровый, крепкий; удивительной тишиной рассыпалась за окном, притушила свет тонкий, пролетая над головами сонной глубокой дремой.

Да в небе высоко, не достать – звездные бусинки, что небо украсили собою, и месяц лунный, прибавив в массе, замер в поднебесье, до первого проблеска солнечного.

Иван после субботней смены доехал до Макушиных. Маска на лице кислая, не стертая до конца после вчерашнего отцовского испытания и пятно слабое от фингала, мрачно сияло под глазом. Вид несвежий, небритый. Катерина, испугавшись за Ивана, догадалась по его выражению, что видать что-то стряслось в его жизни.

– Что стряслось? – проявила Катя интуицию.

– Дочь хотела вчера аборт сделать, но в клинике с ней произошел прорыв к воле ребенка оставить, – рассказал он ей приглушенно, поделившись сокровенным.

– Что ты расстраиваешься, это же замечательно, что она одумалась, – радея, разделила она с Иваном благоразумие его дочери.

– Согласен, очень замечательно! – подытожил он, – я ее сразу предупредил, что лучше рожать, но мать давила на нее. И парень бросил, струсил, уперся в то, что жить негде, – стихнул он, рассуждая потом толково:

– Да, собственно, жить есть где, квартиру я свою в наем сдавал, но завтра уже квартиранты съезжают. Хотел сам там жить, от жены съехать, но ключи теперь дочери отдам. Пусть живет отдельно, хоть Ленка доставать ее не будет, – завершил Иван, окинув Екатерину, надежным блеском своих серых глаз.

– Смотри как все устроил ты, супер! – поощряла она его, воодушевляла: – обживется, родит, встретит надежного человека, выйдет замуж. Сам же говорил мне, нельзя складывать руки и отчаиваться. И у нее тоже все получиться непременно, хочет не хочет, но адаптируется ко взрослой жизни, постепенно. «Москва не сразу строилась!» – улыбнулась она Ване зажигательно по-девичьи.

Ваня слушал и кивал, смотрел на Катю. Он бы слушал и слушал бы ее добрый голос. «Ей бы сказки озвучивать» – подумал он, убаюканный Катиным голосом. «И глупо уперся своим взглядом на ее губы, представляя, как целует их».

– Ты о чем задумался, Иван-царевич? – назвала она его, шутя нежно. – Мама твои грибы сегодня нажарила, будешь грибы с картошкой?

– И грибы буду и картошку, – а Татьяна Вячеславовна то, где сама? – очухался Ваня от короткого сна.

– За хлебом пошла, сейчас придет и пойдем есть.