Под звездою Москвы

Матье хотелось приступить к делу немедля. Усиленные патрули, которые он заметил на улице, заставляли его предполагать, что сосредоточение войск, назначенных на Восточный фронт, уже происходит. Отправка эшелонов могла начаться, по его мнению, в ближайшие дни. Надо было торопиться с подготовкой взрыва путей и поездов. Осмотр расположенных под павильоном комбинированных стоков показал, что они подводят к железнодорожному полотну возле моста через старинный ров. Почва была найдена удобной для прорытия подкопа под линию. Задержка была за снастью и инструментами. Их должен был привезти шофер бойни, Адам, как бы для работ по очистке засорившихся подземных стоков.

Помощники Иохима сообщили Матье, что уже подготовлены люди, которые будут доставлять сведения о ходе формирования эшелонов на привокзальных путях и что от самого места отправки эшелонов с западной окраины города до юго-восточной окраины, где находятся бойни, на всем протяжении линии пробега эшелонов по территории города будут расставлены в окнах верхних этажей, на крышах и в слуховых окнах сигнальщики, которые передадут на бойню о выходе поездов.

— А что же, младший ван-Экен придет? — спросил слесарь ремонтных железнодорожных мастерских ван дер Смиссен.

— Ну, а как ты думаешь? — улыбнулся Матье.

— Я так располагаю и опасаюсь, — если не придет, мои сигнальщики, пожалуй, раздумать могут.

Иохим пошел в угол, взял табуретку, поставил ее на видном месте, обтер фартуком сиденье, отошел, посмотрел и, как делал обычно в знак удовлетворенья, повернул ладони вниз и пристукнул ими по столу. Все поняли, что табурет приготовлен для Альберта.

Лезанфан, тоже железнодорожный слесарь, веселый и смешливый валон, пропел тихонько из старой солдатской песенки:

Вперед, вперед, красотка-кантиньерша.

Помощники Иохима повеселели. Все налаживалось хорошо.

Вскоре подъехал на грузовике и Адам с инструментами.

Войдя, Адам остановился перед Матье и стал смотреть на него в упор. Смотрел долго и потом горестно покачал головой.

Матье засмеялся. Он знал привычку Адама говорить загадками и придавать таинственность тому, в чем не было никакой тайны.

Но Иохиму показалось в поведении Адама что-то недоброе.

— Ты чего головой трясешь, Адам?

— Скажите мне, зачем я привез эти лопаты? Не понадобятся они.

— Говори без загадок.

— Нас предали.

— Кто?

Адам поспешил отойти подальше от Матье: он хорошо знал характер своего приятеля детства. Отойдя, он показал на Матье.

— Его брат Альберт!

Матье вытянул руки во всю их длину и бросился к Адаму. Лицо его стало сине-багровым. Иохим попробовал задержать Матье. Но тот оттолкнул его.

— Не мешай.

Матье схватил Адама за ворот и поднял перед собой.

— Скажи еще одно слово, и я тебя раздавлю.

Адаму трудно было говорить, горло его было сжато, лицо посинело. Но он знал, что если он будет просить отпустить, то Матье его задушит. Собрав силы, он прохрипел:

— Да! Правда! Альберт — предатель.

Матье бережно опустил Адама. Он унял свою вспышку безумия. Другая мысль — мысль не об измене Альберта, а о том, что станет теперь с Марике, — потрясла его. Матье вдруг начал снимать рабочий костюм, чтобы сейчас же итти искать и спасать Марике. Но он не мог найти пуговиц, пальцы трепетали тревогой. Он сел и попросил Адама:

— Ты должен нам все рассказать, что ты знаешь, чтобы знали и мы. А уж поступим мы, как надо поступить.

Адам рассказал, что он видел и что он слышал на привокзальных путях. Иохим надавил всей тяжестью ладони на стол.

— Зачем же ты, Матье, говорил, что он придет к нам? Ты ослеп?

Матье не заметил гнева в голосе Иохима. Не отвлекаясь от своих дум, он сказал твердо и спокойно, как о хорошо решенном деле:

— Я поручусь тебе, Иохим, он быстро будет обезврежен.

— Как это ты сделаешь?

— Убью его.

Тогда вмешался Адам:

— Напрасно сделаешь, Матье. Все это теперь ни к чему. Москва взята. Русские разбиты. Война кончается. Немцы уже получили известие и торжествуют.

Эти люди так привыкли к неудачам в борьбе против врагов их родины, что встретили весть о новом несчастьи без восклицанья, без движенья.

— До последней минуты у меня была надежда, что дело сложится иначе, — сказал Иохим.

Матье попросил Иохима послать Лезанфана разведать, не пришла ли Марике в дом кладбищенского сторожа.

Иохим посмотрел на приунывших помощников и сказал:

— А вы дело-то не бросайте… хоть и на сволочь работаем, а работа для видимости понемногу должна итти…

Этого как будто и ждали. Все рьяно схватились за работу. Каждый углубился в то, что было перед ним. Но сказать друг другу слово, взглянуть друг на друга — этого избегали, — можно было бы выдать свою тяжелую печаль.

Вернулся из кантины унтер. Остановился у двери. И остался доволен тем, что люди работают молча. Он решил снова вернуться в кантину. Но прежде чем уйти, он вытащил изо рта бельгийскую сигару и сказал:

— Москау ист капут гефаллен!

— Что он сказал? — спросил ван дер Смиссен, когда унтер вышел.

Иохим перевел:

— Москва окончательно пала.