Под звездою Москвы

— Это две химеры с первого балкона нашего собора святой Жюстины.

— Почему у одной провалился нос? Она сифилитичка?

— У нее нос отбил немецкий солдат выстрелом из револьвера.

— Не рассказывайте мне глупостей про немецких солдат. Вы слышите?

Майор подошел к скульптурной группе, изображающей медведицу с медвежатами.

— Вот эта вещичка мне правится больше. Но почему эта медведица так угрожающе подняла лапу?

— Она хочет защитить своих детей.

— От кого? Кто на нее нападает?

— Очевидно, враг.

— Но где? Его не видно. Мастер, который делал, дурак.

— Эта группа выдолблена из дерева четыреста лет тому назад.

— Чем старей, тем хуже. Вот мы сейчас ее подновим.

Майор порылся в карманах, достал порнографическую карточку и вставил карточку в поднятую лапу медведицы. Полюбовавшись, он засмеялся. Засмеялся и капитан.

Майор, восхищенный своей проделкой, оглянулся на Альберта, ожидая одобрения. Альберт негодовал, но против воли улыбнулся. Майор, довольный, ударил Альберта по плечу.

— Я вижу, ты не дурак и неплохой парень. Вот и будешь у меня бургомистром. Ты слышишь?

Это было так неожиданно, что Альберт не понял и не мог принять всерьез. Тогда вмешался капитан:

— Мы пришли предложить вам пост мэра города.

Альберт молчал. Все свои силы он собрал, чтоб молчать, чтоб не сказать ничего поспешного, неосторожного, чтоб не случилось, как с непроизвольной улыбкой.

— Ты слышишь? — повторил майор. — А если ты будешь, свинская собака, швайне хунд, отказываться, то я сделаю из тебя и из твоего этого вонючего хлама тертое несоленое пюре без подливки. Вот так!

Майор размахнулся и стальным набалдашником стэка отшиб голову одному из деревянных медвежат. А потом близко подошел к ван-Экену, поднес к самым его глазам стэк и покрутил набалдашником. Альберт тихо сказал:

— Я не согласен.

— Ты не согласен?

Майор, отступив шага на два, взмахнул стэком. Альберт уже ощутил боль от еще не нанесенного удара. Он готов был ко всему, хотя не знал, что именно сделает, если майор ударит. Но майор не ударил. Он улыбнулся.

— Поди-ка ты сюда.

Альберту стало страшно от этой улыбки. И еще страшней стало, когда заметил, что стоявший в стороне капитан зевнул и выразил на лице скуку.

— Поди-ка ты поближе ко мне.

Альберт шагнул к майору, ощущая, что он как будто перешагивает через бездонную пропасть. Майор спокойно, неторопливо взял Альберта под руку и пошел с ним к выходу из комнаты.

— Может быть, ты мню покажешь еще кое-что из сокровищ твоего дома, ван-Экен, скажем, жену твоего брата, а? И скажи мне, ван-Экен, неужели я должен перечислить тебе все удовольствия, которые тебя ожидают в случае отказа? Желаешь, чтоб я прочитал тебе этот веселый каталог? Хочешь по порядку? Тебе очень интересно будет знать, что теперь случится с тобой и в какой последовательности.

Альберт молчал. Майор вел его за собой. Альберт повиновался. Майор вывел его в переднюю.

В это мгновенье из-за лестницы выбежала Марике и быстро скрылась в глубине коридора.

— Что это за прелестная тень? Это, как видно, и есть то существо, которое меня сейчас интересует и которому я могу предсказать веселую судьбу на случай, если ты, ван-Экен, будешь упрямым ослом.

Не дожидаясь ответа Альберта, майор быстро пошел по коридору и открыл дверь той комнаты, куда вошла Марике.

— Это комната женщины, — сказал Альберт.

— Тем интересней. Зайдемте, капитан, осмотрим эту комнату и, кстати, ее обитательницу.

Они вошли. Альберт вошел за ними. Комната была пуста, из нее был другой выход.

— Ушла хозяйка. Ну и чорт с ней. Уютная комната, капитан. Давно мы с вами не бывали в такой обстановке. Хорошими духами пахнет. Кто эта женщина?

— Это жена моего старшего брата, Матье ван-Экена.

— Значит, я не ошибся. Ее имя?

— Мари.

— Возраст?

— Тридцать девять лет.

— Хороший возраст. Будем иметь в виду, капитан, не так ли? Жаль только, что она родственница нашего будущего бургомистра, почтенного господина Альберта ван-Экена, а то бы она нам пропала траляля, капитан. И станцовала бы. Как думаешь, бургомистр, станцовала бы? А это ее портрет? Полюбуйтесь, капитан, вы ведь знаток женщин.

Капитан оглядел портрет со всех сторон: и сбоку, и вблизи, и издали, и смотрел сквозь кулак, и прищурясь.

— Совершенный Рубенс! — сказал он.

Майор не понял.

— Я хочу сказать, дорогой майор, что она дородна, но легка и грациозна. В ней есть приятная округлость и полнота. Но нет тяжеловесного ожиренья, — чувствуются мускулы и сила… У ней здоровое сердце. Она может даже бегать, если захочет пококетничать и заставить любовника гоняться за нею. Посмотрите, какая кожа, — белизна лилии! И, конечно, отменная бархатистость. А в волосах какой золотой отлив! А ноги! Это чудо какие крепкие ноги! И не спички какие-нибудь, а могучие колонны, но подвижны и резвы. И бедра высокие. Я люблю у женщин длинные ноги. А талия, — обратите внимание, дорогой майор, какая высокая талия, начинается почти под лопатками!

— Вы немножко распустили слюни. Но вы, конечно, великолепный бурш, капитан! Жаль только, староваты. Прошу помнить: вам здесь не следует промышлять. Предоставьте это дело другим.