– Не смотри туда, не смотри, – шептал Дементий, понимая, как сложно жене находиться в этом страшном месте. Но у Кати никак не получалось отключить мозги, расслабиться и не обращать внимания на то, что происходит. Она дотошно следила за пылающим костром, за тем, как суетятся вокруг него люди, как постоянно подливают на поленья масло, сыпят какие-то благовония, как загорается оранжевое сари, обволакивая тело Индиры.
Вскоре донесся запах… подгоревшего шашлыка… Это была именно такая ассоциация, этот запах нельзя было спутать ни с чем, особенно где-нибудь на даче в воскресный день. А тут… Это было уже чересчур. Катя вся съежилась, зажмурила глаза, но мерзкий запах быстро въедался в мозги, и спрятаться от него было невозможно. На костер можно было хотя бы не смотреть, но запах – куда от него бежать? Да еще и солнце пекло адски, и никакая шляпа не спасала. Люди вокруг неистово махали веерами, но и это не помогало – солнце и костер запекали и живых. Люди стали падать, не то от солнечного удара, не то от жара и запаха костра. Их брызгали водой и аккуратно оттаскивали куда-то за трибуны. Видимо, такое тоже было предусмотрено.
Служители, досконально знающие церемонию кремации, следили за тем, чтобы костер разгорался равномерно – там, где пламя поднималось слишком высоко, они кропили молоком, где огонь начинал увядать – лили масло, сыпали сандаловый порошок и благовония, чтобы вдобавок отбить слишком активный запах горящего тела. Вдруг Индира шевельнулась. Катя резко вздрогнула, а по трибуне пронеслось всеобщее «ах-х-х-х-х-х». Горящее бревно на коленях дернулось, словно великая покойница пожелала его сбросить, а ее одна рука, там, где огонь был горячее, чуть согнулась в суставе. В небо взметнулись тысячи мелких искр, но служители не обратили на это внимания, а стали крошить в костер мелко нарубленные бананы, словно пытаясь задобрить пылающую госпожу. Они делали свою работу спокойно и буднично, безо всяких эмоций, ведь это была традиция древних и без этой церемонии какой можно обрести покой?
Женщина из какого-то посольства, сидящая на нижнем ряду, вся в черном и в большой широкополой ажурной шляпе, внезапно неловко сползла со стула, ноги ее подогнулись, и она, потеряв сознание, вся скукожилась в неудобной позе. Легкая шляпка, потеряв хозяйку, подхваченная ветерком, сразу же укатилась к костру. Вокруг бедняжки захлопотали в ожидании оттаскивальщиков, аккуратно уложив ее на земле у трибуны. Кто-то заботливо прикрывал ее бледное лицо газетой, чтобы солнце не спалило его за эти несколько минут. Прибежали люди в форме, взвалили ее на носилки и резво помчались куда-то вдаль.
Катя не помнила, как они приехали домой. Тело ее горело, руки не слушались, ноги заплетались. Дементий довел ее до кровати и бережно уложил. Катя пыталась открыть глаза, но моментально закрывала, иначе комната куда-то уезжала, то уменьшаясь, то увеличиваясь, голова болела и нещадно кружилась. Всю ночь ее знобило, под утро стало тошнить.
– Ну что ж мне с тобой делать? – Дементий погладил жену по руке и поправил одеяло. – Сейчас я Моисееву позвоню, надо, чтоб приехал посмотрел.
– Не надо, все пройдет, нужно просто отлежаться, – пыталась возразить Катя, но муж уже ушел к телефону, не прикрыв дверь, и в спальню ворвался жаркий липкий воздух из коридора. Но встать и закрыть ее сил не нашлось.
Моисеев внимательно все прослушал и прощупал, но до конца понять, что происходит, так и не смог, решив, что на состояние повлияло все в совокупности – солнечный удар, обезвоженность и сильный эмоциональный стресс. Помимо этого, был еще один немаловажный фактор плохого самочувствия, о котором ни врач, ни сама Катя пока не знали.
Катя была беременна.
Письмо Феликса и Тани в Индию: