Подарок из страны специй

Угроза

А в Индии опять начиналась жара. Катя почти месяц пролежала дома безвылазно – Моисеев запретил выходить и вообще вставать – стресс был настолько сильный, что его последствия могли повлиять на беременность.

– Лежать! Задрать ноги вверх и лежать! Читай, рисуй, пиши, делай что хочешь, но вставать и шастать по дому не рекомендую. А лучше вообще уехать в Москву, Дементий тут и без тебя справится. Нужно быть под присмотром врачей!

Дементий тоже настаивал на возвращении домой. Самое главное сейчас было сохранить беременность и выносить здорового ребенка, все остальные проблемы уходили на задний план. Катя сначала в эту новость не могла поверить и радости совершенно не показывала, у нее было скорее недоумение – как так, разве это возможно? Но когда прошло уже несколько недель после задержки, она стала с удовольствием прислушиваться к своему затаившемуся организму, который, видимо, и сам удивлялся, какие процессы в нем начали происходить. Младенческий непробудный сон, легкая испарина по утрам, а чуть позже и начинающая набухать грудь, несвойственная усталость, неизвестно откуда взявшаяся плаксивость – да-да, поводы здесь были не нужны – слезы беспричинно лились из глаз, что веселило и саму Катю. «Я вернусь к обеду, – говорил муж, – только не плачь», – пытался он ее рассмешить. И слезы моментально появлялись на глазах! «В воскресенье будет наш сюжет в “Международной панораме”, только не плачь», – шутил он. И… сами понимаете. «Надо ехать в Москву, только не вздумай рыдать…» И она – в голос!

В Москву действительно хотелось, и не просто хотелось, чувствовалась необходимость. Анализы, врачи, наблюдение, постановка на учет – после той, первой неудачной беременности и десятилетнего бесплодия это было жизненно необходимо. До Деминого отпуска было еще целых полгода, столько ждать опасно. И вот решили, что Катя едет, подстроившись под скорый отпуск Моисеевых, они как раз собрались в Москву.

До Ташкента летели штатно, после вылета на Москву у Кати начались проблемы. Живот тянуло уже несколько дней и до этого, но так, слегка. Тонус был повышен, но Катю это особо не волновало, ведь Моисеев сказал, что на таком сроке бывает. В самолете, как назло, боль дала о себе знать с новой силой, разлившись в самом низу живота, свербя и пульсируя, как электронные часы. Катя терпела, сколько могла, пыталась отвлечься, глядя в иллюминатор и внимательно следя за застывшими облаками, но боль не уходила. Таня, сидевшая рядом, поняла, что Кате не можется – та все крутилась и крутилась в кресле, не находя себе места, то затихая на несколько минут, то снова хватаясь за низ живота. Она разбудила мужа, довольно громко сопевшего рядом, и тот, все сразу поняв, вызвал стюардессу.

– У вас есть свободные места, чтобы уложить беременную? Ей надо срочно лечь и поднять ноги, – дал он указания, а сам стал рыться в своем докторском чемоданчике.

Стюардесса подошла через минуту и увела перекошенную от боли и страха Катерину вместе с доктором в самый конец салона, где ей уже освободили три места рядом, перетасовав пассажиров. Укол был едкий и болезненный, но неважно – Катя очень поверила, что он поможет.

Летели, казалось, целую вечность. Боль была мучительной, но сильнее боли был страх, что все повторится снова и ребенок так и не родится. И, как только Катя закрывала глаза, ей все чудилась та снежная равнина нового сельского кладбища с десятком черных крестов и носящимися по небу стаями ворон, куда они приехали хоронить их школьную подругу Ирку Королеву, а вместе с ней и нерожденную Катину дочку. А когда она открывала глаза, то видела в иллюминаторе очень похожее на то, кладбищенское, белое поле, только на этот раз из облаков. Душа ее металась, она не находила себе покоя, вспоминая до мельчайших подробностей тот страшный день. Моисеев всеми силами пытался ее отвлечь, но нет, взгляд ее блуждал, глаза были постоянно влажными, а боли никак не утихали. В конце концов он вызвал скорую к трапу самолета – риск потерять ребенка был действительно велик.

Письмо Дементию от Кати: