Подарок из страны специй

– Спасибо, все правильно, Леночка. Да, и еще одна просьба. Позвоните, пожалуйста, нашим, передайте привет и скажите, что у нас все хорошо, все здоровы… – Дементий улыбнулся ее ответу. – Везет же людям… А у нас плюс тридцать четыре и дождь стеной, никак муссоны эти не кончатся. Да нет, вам только кажется, что благодать. Ходишь, как в турецкой бане, постоянно мокрый… Спасибо! Когда вызывать будете? Хорошо, до свидания, тогда до субботы, – и повесил трубку. Телефон беспомощно звякнул. – Отделался легким испугом, два раза не пришлось перечитывать, связь сегодня была на удивление хорошая. А то с прошлого раза горло еще побаливает, так орал. – Потом задумался на секунду, посмотрел на дождь и мечтательно произнес: – А в Москве настоящее бабье лето… А здесь и за дверь не выйдешь… То жара, то дождь стеной.

Да, выходить в муссоны из дома оказалось довольно опасно. Стоки часто забивались листвой, вода поднималась, а змеи очень любили в ней поохотиться и порезвиться. Прямо перед большой стеклянной дверью гостиной лежал крохотный садик, всего-то метров десять квадратных площадью, так вот в нем вечно кто-то копошился и ползал, трава под кустами шуршала и шелестела, хорошо хоть сторож лужайку побрил практически налысо, чтобы противник был виден сразу. А когда пятачок затопляло, в ту сторону вообще было страшно смотреть – Катя пару раз там видела змей, может, и не самых ядовитых, но размера приличного, с хороший ремень. Намного спокойнее за ними было наблюдать из окна, кто их знает, что им взбредет в голову, – береженого Бог бережет. А они вовсю резвились, переплывали лужайку туда-сюда и находили в этом какое-то свое удовольствие и смысл. Еще в этом уединенном садике жили ящерицы, довольно порядочное количество, среди которых, как выяснилось, была одна маленькая, опасная, но и самая красивая – краснохвост. И вдобавок, что уж совсем смешно, – пара огромных, диких, не протравленных вовремя тараканов, романтично свивших гнездо на дереве, как птички, видимо, в ожидании тараканят. Иногда к трем вечно цветущим здесь растениям залетали еще и крохотные колибри.

Но больше всех Катю с Дементием радовал молодой хамелеончик, совсем еще подросток, постоянно застывающий на ветке в нелепой позе и в нелепом цвете и не понимающий еще, что такое мимикрия и как ею пользоваться. То ли он недавно вылупился из яйца, то ли его принесла кукушка или аист, неизвестно, но однажды Катя заметила среди листьев туго закрученный мощный хвост, а по нему взглядом добралась и до хозяина. Хамелеон, похоже, еще не набрался опыта или не отпугивал никогда настоящих врагов, а может, просто страдал от одиночества и хотел, чтобы его наконец заметили. Зачем всю жизнь прятаться, подлаживаться, скрываться? Видимо, это был революционный хамелеон. Или просто неопытный подросток. Он лениво выползал на ветку, хватался за нее хвостом, но по цвету был в этом подготовительном периоде обычной серой мышкой, скромной такой, грязно-песочного оттенка. Зацепившись и проверив несколько раз надежность захвата своего хвоста, он заболевал желтухой, хоть и длилось это совсем недолго. Видя, что на него все равно мало кто обращает внимание, зеленел от злости. Затем начинал светлеть, светлеть, светлеть, чтобы вдруг – р-р-раз! – и резко залиться румянцем, а потом побагроветь от ярости. С зеленым, желтым и красным все было в полном порядке – хамелеон репетировал этот светофор довольно часто и совершенно без нужды, сидя на скромной темной ветке. Совсем плохо дело обстояло с синим. Этот цвет совершенно ему не давался, видимо, потому, что был верхом хамелеоньего искусства, поэтому-то и недоступным для молодежи. А малыш честно старался добиться своего – казалось даже, что он пыхтит от напряжения, пытаясь хоть какими-то местами на мгновение стать синеньким. Но только бурел, грязнел, изредка голубел какой-то частью тела и уходил, сконфуженный, в глубь листвы. Дождь он не любил.

Колибри, те чувствовали себя совершенно свободно в насыщенном влагой воздухе, на лету уворачиваясь от крупных дождевых капель. Эти бабочкоподобные птички постоянно были при деле – совали свой длинненький, чуть загнутый на конце клювик в цветы, пили нектар, закатив глазки, и бесшумно перелетали к следующему цветку. В отличие от мучающегося дурью хамелеона эти крошки выглядели вполне работящими.

Микроджунгли забавляли Катю, каждый день приносил что-то новое, до сих пор невиданное – ну просто райское место! В этом огромном природном «телевизоре» передачи переключать было невозможно, да и картинку поменять тоже, но радости этот вид доставлял достаточно, и именно в муссоны, когда было за кем понаблюдать. Катя садилась в кресло напротив окна, и ее личная передача «В мире животных» начиналась. Не хватало только Николая Дроздова и любимой музыки с летящими журавлями.

Письмо Лидке из Дели, 15 октября 1984 года: