Подчини волну! (СИ)

Во входящих висело только одно сообщение — от ее медсестры. Она написала, что все распоряжения Вейр выполнены и выразила надежду, что начальница хорошенечко отдохнет. Пожелание вызвало нервную усмешку. Отдых выходил действительно незабываемым. Пожалуй, у врача не было ничего, с чем она могла сравнить свои неожиданные каникулы. А вот вопрос с распоряжениями надо было уточнить. Неплохо бы знать, чего там она нараспоряжалась, пребывая, видимо, в отключке.

Но, по крайней мере, теперь становилось понятно, почему ее телефон не разорвало от звонков. Ли-то думала, что пришедшие с утра работники сначала в обморок попадают, узрев разгромленный офис. А потом поднимут на ноги всю Национальную Гвардию. Но акшара оказались товарищами предусмотрительными. Почему-то это не удивляло.

Она помедлила, поглаживая пальцем кнопки. Звонить ей не хотелось. Очень не хотелось. И соблазн оставить это дело «на потом» был силен. Именно поэтому она решительно набрала номер.

И только услышав вполне бодрое «Я вас слушаю!» Вейр сообразила, что на часах, наверное, и шести утра не натикало.

— Мам, извини, что я звоню так… — рано или поздно? — … в такое время. Просто я сейчас на… конференции. Забыла о разнице во времени, честно говоря.

— Эгоизм в тебе всегда преобладал над другими чувствами, — сухо ответила мать. — Поэтому я совсем не удивлена. Понимаю, что тебе глубоко неинтересна моя хроническая бессонница. Но ты даже не подумала о том, что могла разбудить отца.

О Господи! Вот о чем должен думать человек, говоря «преобладал над чувствами» и «глубоко неинтересна»? При звонке от собственного ребенка в пять утра?

— Извини, я постараюсь за собой следить, — процедила доктор, привычно давя надвигающееся как цунами раздражение.

— Была бы тебе безмерно благодарна. Впрочем, раз уж ты выбрала такое время для звонка, то с этим ничего не поделаешь. Придётся нам серьезно поговорить сейчас. И, заметь, я даже не касаюсь твоего абсолютно недопустимого поведения во вторник. Хотя я ждала от тебя извинений. И их не последовало. Но оставим это. Ты должна приехать ко мне в пятницу, не позднее шести вечера. Я собираю партию в бридж. Среди прочих гостей будет госпожа Нурге. А она через две недели дает прием, на который ты обязана получить приглашение.

Вейр оперлась бедром о стол, устало потерев лоб. Разговоры с матерью всегда напоминали перетаскивание булыжников — тяжело, муторно, а, главное, бесцельно.

— Мама…

— Я не желаю слышать от тебя никаких возражений! В конце концов, полтора года — это более чем достаточно для траура. Твое поведение начинает выглядеть претенциозно!

Претенциозно? Ее поведение — претенциозно!

Впрочем, такие разговоры начались уже через полгода после похорон. Вот это в голове Вейр никак не укладывалось. Ладно, мать не одобряла ни ее слишком раннего замужества, ни личности мужа. По ее мнению, Ли могла составить гораздо более блестящую партию. И врач подозревала, что сложившаяся ситуация матушку вполне устраивала. От не слишком удобного зятя избавились, причем дочь не осквернила себя разводом, а осталась почтенной вдовой. Так что шансы снова выйти замуж, на этот раз более удачно, были хорошими. Но ведь речь шла не только о Вэле, но и об ее собственной внучке. Неужели и на Кит ей было наплевать?

— Задумайся хотя бы о том, что ты ведешь себя неприлично, — продолжала шелестеть мать — как будто в телефонной трубке кто-то сухие листья переворачивал. — Наши друзья глубоко сочувствуют твоему горю, но ты даже шанса не даешь поддержать себя.

Это «неприлично» резануло по мозгам как скальпелем. Слишком его сегодня много было. День не успел начаться, а лимиты по данному слову себя уже исчерпали.

— Мама, черт тебя подери! — вызверилась Вейр. — Что ты из себя корчишь? Ты же не аристократка в пятом поколении, в конце-то концов! Или я чего-то не знаю? На кой все эти выверты из жизни Высшего Общества?!

— Ну, знаешь, — мать даже задохнулась от возмущения, — то, что мы не принадлежим к аристократическим кругам, еще не дает повода плюнуть на нормы и правила. Твой отец достойный человек…

— Он всего лишь партнер в чужом бизнесе… — усталость, вместе с пониманием, что весь этот разговор, как и сотни тысяч других до него, бессмысленен, навалились на плечи, заставляя согнуться.

— Да, это не вершина карьеры, но путь твоего отца еще не закончен, — сухо отрезала мать. — Не забывай, что он удостоился чести пожать руку президенту!

Да-да-да! Как ты могла об этом забыть? Тридцать пять лет назад ему пожал руку президент! Почему он не додумался не мыть ее? Или не отрезал, положив под стеклянный колпак? Такая реликвия!

— Мам, я просто хотела спросить. Если бы я вдруг пропала, чтобы ты сделала?

В трубке воцарилось благословенное молчание. Мать всегда с трудом переходила с наезженной колеи на новую.

— У тебя опять суицидальные мысли? Ты посещаешь психолога? — поинтересовалась она так, будто Вейр призналась в тайном пристрастии к малолетним девочкам.

— Я просто спросила. Ты можешь мне ответить?

— Мне не нравится сама постановка вопроса…

— Мам, ответ!