Подгоряне

Виноградари такие же люди, как все, и пробавляются не одним винцом. Словом,

любому специализированному хозяйству нужно иметь пускай небольшую, но

непременно свою ферму. Кукоаровцы об этом не подумали, ну и пострадали.

Оттого-то и дуется наш с тобой папаша!.. Были и у нас кое-какие

неприятности. Но другого характера...

Никэ вопросительно посмотрел на меня, как бы решая: рассказывать или не

рассказывать? Ему, конечно, приятно было демонстрировать передо мною свои

познания сложных сельскохозяйственных проблем. Й одновременно не хотелось

выносить сор из избы: специалисты передовых хозяйств умеют защищать честь

своего совхоза или колхоза.

- Хотели и мы немножко словчить, - усмехнулся Никэ и, чтобы поубавить

вину от этого ловкачества, тут же уточнил: - Но это было давно. Мы сдали на

мясо всех коров, которые не давали более трех тысяч литров молока в год, а

оставили только самых лучших. Удой на каждую фуражную корову резко поднялся,

а общее количество молока сразу же упало. Так что с валом вышла неувязка.

"Как же так? - злился Шеремет. - Все ваши коровы дают больше чем по четыре

тысячи литров каждая, а сдаете вы молока намного меньше, чем прежде?! Вы что

же, выливаете его по дороге в район?"

- Ну ж и влетело всем нам, когда секретарь райкома узнал про нашу

хитрую операцию! Чуть было не поплатились партийными билетами. Отчитывал нас

Шеремет, лупил по башке неотразимыми доводами: рабочего, мол, не интересует,

от какой коровы он пьет молоко - от пятитысячницы или от трехтысячницы.

Городу надо, чтобы в магазине всегда были молочные продукты. Неужели вы

этого не понимаете?! Ну, и так далее, - продолжал Никэ, почесывая затылок,

как бы вспомнив этим затылком, как им здорово "влетало". - Бегал по кабинету

с карандашом и записной книжкой. На ходу делал расчеты. Насчитал сотни тонн

молока, которые район не додаст к концу года по нашей милости. А точнее

сказать, по глупости. "Если хотите прославиться, работайте честно и

по-умному! - внушал он нам уже более спокойным тоном. - Менять

малопродуктивных коров на высокоудойные надо постепенно, одну на одну. В

этом случае количество голов не уменьшится, а сдавать молока вы будете

больше. Через пять-шесть лет у вас останутся только породистые коровы. Ну

вот тогда и ставьте свои рекорды, побеждайте в соревновании всех. Райком

будет это только приветствовать!"

Так выглядела в устах моего брата головомойка, какую учинил Шеремет

руководителям их совхоза.

- Ну что тебе еще сказать? - продолжал Никэ. - Были у нас и другие

неприятности. Но это в прошлом. А сейчас и сам Алексей Иосифович, наверное,

позабыл о наших фокусах...

- А вот и нет, не позабыл!.

Я и Никэ окаменели: в тени, у стены фермы, был сам Алексей Иосифович

Шеремет. Дверца "Волги" была распахнута. Секретарь райкома одной ногой

упирался уже в землю, а другая пока что оставалась в машине. На коленях он

раскрыл записную книжку и что-то отмечал в ней. Записывая, он выслушал

вместе со мною все Никино повествование.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Откровенно говоря, я побаивался встречи с Алексеем Иосифовичем

Шереметом. Я, конечно, не мог не думать о нем все дни, проведенные мною в

родном селе. Очень хотелось встретиться с ним. Но я почему-то не решался

поехать в город, чтобы заглянуть в райком. Если б районный центр находился

на прежнем месте или если бы Шеремета перевели на работу в Оргеев, я не

миновал бы его кабинета: всякий раз, когда уезжал в Кишинев или возвращался

из Кишинева домой, я непременно должен был проезжать и через Теленешты, и

через Оргеев - другого пути просто не было. Как же это я мог бы не заглянуть

к человеку, который был моим наставником, учителем в течение многих лет,

вторым отцом, можно сказать?! Он мог бы расценить это как неуважение к нему

с моей стороны, как заносчивость, непростительную гордыню: попал, мол, в

беду и не хочет, паршивец, заглянуть к своему старому другу-наставнику,

чтобы раскрыть перед ним свою пораненную душу (а кому же еще ее раскрыть,

как не человеку, который тебя пестовал, выводил в люди?!).

И все-таки я побаивался Шеремета: ведь когда-то он знал меня одним, а

теперь я мог явиться перед ним другим. И этот другой мог ему и не

понравиться. И пользуясь тем, что Калараш находился далеко в стороне от

шоссе, по которому я обычно проезжал на автобусе или в такси, я не

заглядывал в него. Но уже давно шли разговоры о том, что центральная

автомагистраль скоро должна получить разветвление и одна ветвь пойдет через

лесистую зону и в этом случае не минует Калараша. Будущее шоссе уже было

указано пунктиром в туристических маршрутных картах. И это было логично. В

лесных подгорянских местах были самые красивые пейзажи, великолепные

санатории; множество исторических памятников тоже можно было встретить

здесь: это старинные монастыри, превращенные в дома отдыха, профилактории;

землянки и колодцы партизан; источники минеральных вод; крутые серпантинные