У Чарли возникло смутное ощущение, что что-то не так. Он знал и мужчину, сидящего за столом, и женщину, которая сейчас чем-то смазывала его обожженное запястье.
Его запястье горело.
– О господи, – сказала женщина. Прист удивился, что так хорошо ее слышит, несмотря на стекло. Он заметил, что чайник теперь черный.
Прист слышал, но ее голос теперь звучал приглушенно, как объявления на пристанционных платформах.
По глазам, мешая видеть, двигалось черное пятно. На него надвигалась тьма. Правая сторона лица заболела так сильно, что он коснулся ее рукой, проверяя, не течет ли кровь. У него возникло ощущение, будто чья-то гигантская рука сжала внутренности и выворачивает их.
– Я беспокоюсь за тебя, Чарли, – говорила женщина. – Твое состояние ухудшается. Дело в том, что… сам понимаешь… я не хочу, чтобы… В общем, не знаю. Я просто беспокоюсь.
– Что тебя беспокоит? – спросил он.
– Ты клянешься, что потом ничего не помнишь. Ты по нескольку часов живешь как в вакууме. Неужели это тебя не пугает?
– Пугает.
– Каково это? Похоже на сон?
Прист подумал. Нет, это не похоже на сон. Во сне, особенно если он реалистичный, возникает новая реальность. Во сне нет чувства, что что-то не так. Декорации расставлены, задник раскрашен. Но главное заключается в том, что, пробудившись, ты возвращаешься в реальность, испытывая облегчение или разочарование от того, что все, что ты только что пережил, было всего лишь сном. В
Чарли осознавал течение времени.
– Нет, – качнул он головой, – это не похоже на сон.
– Ты знаешь, кто я? Знаешь?
Женщина сидела совсем близко.
– Знаю. Ты Сара, моя сестра.
– Слава богу.
Он отключился.
Когда тьма отступила, Прист обнаружил, что лежит полностью одетый на не знакомой ему кровати в окружении малиновых стен, вдоль которых стоят книжные полки.
Он понятия не имел, который сейчас час, но глаза резал свет. В ушах зазвучал голос Уильяма, описывающего выход из состояния диссоциации.
Вспоминать последние несколько часов – все равно что пытаться припомнить место, которое он видел всего один раз и в густом тумане.
Чарли надеялся, что находится сейчас не в доме Сары, но стоящие на полках книги по маркетингу говорили, что он именно у нее. Он сжал руками голову, пытаясь сфокусировать зрение, попробовал сесть, но затылок так болел, что он тут же опять упал на комковатую подушку. Чарли чуял исходящий от него запах пота, ноги словно налились свинцом. И ему снова стало стыдно.
– Привет, дядя Чарли.
Сколько же времени Тилли простояла в дверях? Несмотря на боль, Прист заставил себя поднять голову и улыбнуться, но она не ответила ему тем же. В одной руке девочка держала кружку, а в другой – своего плюшевого зайца.
– Привет, солнышко. Надеюсь, я тебя не напугал.
Племянница вошла и осторожно поставила кружку на тумбочку возле кровати. Ее очертания то были четкими, то расплывались, пока она ходила по комнате, похожая на призрак. Присту пришлось сосредоточиться, чтобы ее фигура на распадалась на части.
– Я принесла тебе сок, – объяснила Тилли. – Мама сказала, чтобы я тебя не беспокоила, но я подумала, что, тебе, возможно, хочется пить.
– Это очень любезно с твоей стороны, и мне в самом деле ужасно хочется пить.
Девочка хихикала, пока дядя жадно пил, прихлебывая напиток нарочито громко, чтобы рассмешить ее еще больше. Чарли немного расслабился. Его и впрямь мучила жажда – горло совсем пересохло. Как будто после завтрака он ел только соль. Похоже, Тилли сделала этот сок из сладкого фруктового напитка, добавив к нему самое большее две-три чайных ложки воды. Он скорее напоминал сироп, но Прист был рад и этому.
Когда он все выпил, девочка запрыгнула на кровать и уселась рядом. Интересно, дома ли Райан? Скорее всего нет, раз Тилли смогла прийти сюда. И хорошо, что его нет. До Приста донесся тихий стук посуды – Сара готовила ему и дочери ужин.
– Мама сказала, что ты нездоров. А теперь ты чувствуешь себя лучше? – спросила Тилли с искренним беспокойством в голосе, необычным для ее шести лет.
– Намного лучше, спасибо тебе, солнышко. Думаю, именно благодаря твоему соку все мое нездоровье прошло.