Подкидыш

Впереди шли Ивасик и Лиля. Между ними Завря. Ивасик судорожно-крепко держал Заврю за ручку. Завря потихоньку подергивал руку, пытаясь ослабить хватку Ивасика. Но Ива­сик еще судорожнее сжимал его пальцы в своей руке. Лиля же почти и не сжимала Заврину руку — она «держала» его при себе разговором. Но то ли Ивасик уж очень крепко сжи­мал его ручку и при этом, может, даже выворачивал ее, то ли впечатлений было уж очень много у Заври, только он, казалось, даже и не слышит Лилю, хотя та говорила очень четко и раздельно и даже задавала вопросы, на которые Завря не отвечал. Он вертел головой, набычивался, распахивая те­менной глаз, потом, наоборот, задирал голову, прижмуривая теменной и посверкивая двумя лицевыми.

Вова шел сзади, делая вид, что он не имеет к этой стран­ной троице никакого отношения. Глеб занял пост сбоку, на­блюдая и записывая, как воспринимают Заврю встречные. А надо сказать, ничего особенного и не было. Никакого скан­дала. И даже никаких особых зевак, а тем более толпы и сенсации.

Кто-то из встречных тихонько засмеялся, а, пройдя, огля­нулся.

Детский голос сказал громко:

—  Мама, мама, а что это?

И мама спокойно, словно каждый день видела такие су­щества, как Завря, объяснила ребенку:

—  Это такой зверушка, из Южной Америки, видишь, он со­всем ручной и слушается своих хозяев. И пальцы в рот, как ты, не берет, чтобы не наглотаться микробов.

«Из Южной Америки, — покачал головой немало озадачен­ный Глеб. — А не хочешь, из прошлого миллионолетия? Из другой эпохи?»

А следующий ребенок даже и спрашивать у своего дедуш­ки не стал.

—  Смотри, дедуля, — сказал ребенок,— какой Горыныч! Вот, дедушка, слушайся меня, а то станешь тоже таким!

Вот и все впечатления от Заври на улице. Правда, на улице тихой, спокойной, да еще в то время, когда все на рабо­те, а проходят по улице только бабушки и дедушки с детьми да еще домохозяйки за продуктами, а это такой народ, кото­рый ничем не удивишь.

Что же это, в самом деле, думал растерянно Глеб, кото­рому и записывать-то было нечего! Папа и мама совсем не уди­вились Завре, потому что считали, будто у их детей, а также в юннатском кружке может быть что угодно. Густав Иванович Густодым тоже не удивился — он столько знал, что уже ни­чему не удивлялся. А теперь оказывалось, что и встречные ничуть не удивляются Завре — они, кажется, тоже считали, что и на улице все может быть — даже трехгорбый ящер в курточке и штанах! Неужели и какой-нибудь путешественник, идущий по джунглям или по Сахаре-Рассахаре, не удивился бы, встретив Заврю в штанишках?

Зато Завря — Завря был ошарашен, потрясен. Особенно ревом упавшего мальчишки. Бабушка уже подняла малыша, ужё отряхивала его локоть и коленки, а ее внук все еще захва­тывал и захватывал раззявленным ртом воздух, все закиды­вал и закидывал голову, все закатывал и закатывал глаза. На минуту вообще показалось, что или он уже раздумал пла­кать, или потерял сознание. И вдруг мальчонка взорвался виз­гом. Визг перешел в низкий, но тоже мощный рев, потом в гудение, всхлипывания и писк. Завря по очереди зажмуривал один глаз за другим, а складки возле ушей шли у него веером. Эти складки как бы опадали в изнеможении, когда мальчишка, оборвав рев, снова набирал воздух для очередного визга. При этом Завря начинал так же закидывать голову и хватать ртом воздух, изредка косясь на очаровавшего его мальчишку, точно ли он повторяет заправку воздухом ревуна. Мальчик вдруг перестал захватывать ртом воздух, выпрямился и сказал обыкновенным удивленным голосом:

— Бабушка, оно меня дразнит!

Но это было неправдой. Завря искренне восхищался и, как только мог, подражал. Правда, визжать и реветь он не мог, потому что у него, как объяснял Глеб, не было голосовых

связок! Мальчишка, наверное, показался восхищенному Завре магом и волшебником. Возможно, по сравнению с этим мальчишкой-ревуном даже любимые Гвилизовы показались ему существами бесталанными и невзрачнымй. Во всяком случае, поспешно уводимый от обиженного мальчишки Ивасиком и Ли­лей, Завря время от времени останавливался, закидывал голо­ву, закатывал все три глаза, разевал свой длинный рот и на­чинал порциями втягивать воздух? Он даже порывался вер­нуться, когда мальчишка решил, видно, возобновить рев. Но блеска исполнения у мальчугана уже не было — так, несколь­ко жалких рулад и выдувание из бубнящего рта слезливых пузырей: бу-бу-бу.

Другое чудо уже привлекло внимание Заври — свето­фор. Честное слово, Завря попробовал тут же устроить све­тофор из своих трех глаз, но только теменной глаз зажегся подобием красного света, два лицевых глаза по-прежнему были неопределенного желто-зеленого блеклого цвета. Только после того, как Завря попробовал сам изобразить светофор, он обратился к Ивасику с щелкающим вопросом: «Что это такое? »

—  Это указатель, куда можно двигаться,— ответила вместо Ивасика Лиля. Сама она все еще не умела говорить по-заври- ному, но уже неплохо понимала его. — Видишь, на этом свето­форе зеленый сигнал, а на этом красный — значит, сюда идти можно, а сюда — нельзя.