Подлинная история баскервильского чудовища

— Да, я это хорошо знаю, — признал Меслов. — Именно это меня и убедило.

— Но вы не задумывались, почему они именно таковы. Вы просто называете все это испорченностью, как будто это слово имеет какой-то смысл и что-то объясняет… Подумайте вот над чем. Социальные низы объединены голодом и ненавистью к верхам. Но чем объединены социальные верхи? Что общего у двух лордов, двух миллионеров, двух политиканов? Ведь они — конкуренты. Лорд стремится отобрать у другого лорда место в Палате, миллионер разевает рот на чужой миллион, а как ненавидят друг друга представители разных политических направлений! Что же принуждает их держаться вместе, а не вступить в смертельную схватку, с привлечением низших классов?

— Очевидно, боязнь последствий, — пожал плечами Меслов. — Bellum omnium contra omnes в наше время может привести к социальной революции.

— Этого мало. Всегда существовала некая тайна, объединяющая высших. Тайна возвышенная или низменная, но тайна. Нечто такое, в разглашении чего не заинтересован никто. Раньше это было участие в скрытых от постороннего взора мистериях орденов, в тайных обрядах и жертвоприношениях, запрещенных Церковью. Но сейчас никто не верит в Бога: научное мировоззрение подвигает к атеизму, а оно сейчас главенствует… Значит, нужно что-то другое. Если тайна не может быть возвышенной, она должна быть хотя бы постыдной. Жертвоприношения заменились тайными оргиями. При которых совершаются действия, способствующие заражению этой вашей болезнью. Позвольте обойтись без подробностей… Как бы то ни было, иных методов поддержания единства европейской элиты не осталось. Поэтому исключение американцев из общей системы вызовет самые катастрофические последствия для Соединенных Штатов. Они станут изгоями, париями. Более того, их собственная система закрытых клубов тоже развалится. А это сделает Америку легкой добычей британской интриги. Причем это лишь одна сторона дела. Вторая — это AIDS, пошедший в массы. Низшие классы низки и нравственно. Об этом вы, судя по всему, не подумали.

— О моральном облике так называемых простых людей я знаю достаточно, — доктор потер ладони, пытаясь разогнать кровь, — но вы преувеличиваете. Для того, чтобы болезнь пошла в массы, необходимо полное падение нравов, свойственное разве что дикарям.

— Вот именно, Меслов! А вы не задумывались о том, чем наша экономика обязана дикарям? Например, к чему приведет эпидемия этой болезни среди чернокожих? Например, в Африке и других колониях? И как это отразится на мировой системе?

— Почему вы мне все это рассказываете? — перешел в атаку Меслов. — В конце концов, чего вы от меня хотите?!

Холмс откинулся на спинку стула, явно чем-то довольный.

— Ну наконец-то вы задали правильный вопрос. Точнее, половину вопроса. Вы так и не удосужились спросить, кого я, собственно, представляю.

— Очевидно, британское правительство, — проворчал доктор.

— Британское правительство сейчас играет на стороне Общества. Да и вообще интересы британской верхушки меня не волнуют. Я работаю на континентальную организацию, отвечающую за безопасность белой расы в целом. В которой, кстати, состоят и многие ваши знакомые. В том числе — очень старые.

Сыщик скрутил с пальца кольцо и кинул на колени собеседнику. Меслов механически взял вещицу, поднес к глазам. Кольцо было из темного металла, с печаткой в виде пчелы. На спинке насекомого доктор разглядел череп.

— Это наш символ, — сказал сыщик, протягивая руку. — Мы — «Фауст», — он осторожно накрутил кольцо на палец. — Тайная организация, отвечающая за порядок в Европе.

— Претенциозно. К тому же чем вы отличаетесь, например, от того же Общества? — поинтересовался доктор.

— Я мог бы говорить долго, но вряд ли это произведет на вас сильное впечатление. Скажем так: мы — часть той силы, что иногда совершает зло, дабы сохранить благо… Вы меня поняли?

— Опять вы мне угрожаете, — вздохнул доктор.

— Нет, не угрожаю. Речь идет о рациональном выборе. Вот сейчас для него настал момент. Меня интересует один вопрос. Вы можете солгать, и тогда вы останетесь здесь. Я имею в виду — навсегда.

Он замолчал.

— Или? — голос доктора предательски дрогнул.

— Или сказать правду. Тогда мы вас спасем. Вы даже не промочите ноги. Итак?

— Что вас интересует? — Меслов вздохнул.

— Всего лишь один мелкий эпизод. Помните Джима, вашего лаборанта? Который каждое утро приносил вам кофе и булочку с маслом и всегда забывал нож? Однажды он разбил пробирку и порезался о стекло. Помните? Это было совсем недавно, три дня назад. Что было в пробирке?

Доктор посмотрел на туманное пятно перед собой. Прищурился. Потом медленно кивнул.

— Симптомы? — осведомился он.

— После пореза — небольшое повышение температуры, головная боль… Это оно?

В каюте повисло молчание. Оно длилось недолго — секунды три, но было очень напряженным.