Вот какие женихи, очень богатые и очень знатные, должны были ее заинтересо-вать. Что
впоследствии и подтвердится.
В Гавронцы доходят вести из Европы. Мария узнает, что кардинал Антонелли при смерти.
Опять возникают мысли о Пьетро, которые она, впрочем, отметает. Ей нестерпи-мо
скучно, неужели, думает она, ей предстоит до конца жизни смотреть, как мочатся ко-ровы.
Сколько можно играть на пианино для полтавских гиппопотамов!
Она едет в Черняковку, где провела все детство, чтобы разобраться с дядей Алек-сандром, который управляет не поделенным имением и выяснить все, что касается их до-ли, их
денег. Ей кажется, что дядя обманывает ее и мать. Дядя, однако, легко выдает все
документы и сверх того двадцать тысяч франков, чтобы она могла послать деньги в Ниц-
цу. Естественно, после этого отзывы ее о дяде самые восторженные. Но дядя не так прост.
Через несколько лет она напишет о нем: “продувная бестия”.
Колетт Конье на основании нескольких маловразумительных записей делает за-ключение, что отец ее питает к Марии чувства совсем не отеческие, о чем ее осторожно пытается
предупредить дядя Александр, но сама же не знает, как быть с явным противо-речием в
его словах, поскольку он же со своей супругой Надин уговаривают Марию, что-бы она
сделала все и забрала с собой в Италию Константина Башкирцева.
Вот как об этом написано в неизданной части дневника:
“Он (дядя Александр - авт.) говорит мне, что я совершаю ошибку, оставаясь в Гав-ронцах, что мое пребывание здесь только обесчестит меня, что от сестер моего отца мож-но
ожидать всего, что они способны даже подсыпать снотворного, как в романах месье
Ксавье де Монтепена, и, наконец, что Паша распространяет слухи, будто я вела себя с ним
многообещающе, и потом еще говорят, что отец ухаживает за мной, только он сказал это
по-другому”. ( Неизданное, 23 октября 1876 года,)
По-другому, это как? Волочится? Мы не знаем. И делать умозаключения на осно-вании ее
записей, пусть и очень откровенных, мы не можем, потому что в основе всех ее чувств
всегда лежит сильное преувеличение. Кроме того, я не располагаю полным текстом ее
дневниковых записей, а делать на основании вырванных из контекста отрывков какие-
либо умозаключения я не могу. Так что вопрос о том, переходил ли в своих ухаживаниях
ее отец границы приличий и был ли у него к собственной дочери сексуальный интерес, оставим нерешенным. Вполне резонно предположить, что такой интерес мог быть и у са-
мой Марии Башкирцевой к отцу: ведь не зря она предложила ему игру считать его стар-
шим братом и называть Константином.
Так или иначе, они с отцом в один прекрасный день, когда в России уже наступила зима, выпал снег, и при выездах сменили кареты на сани, собрались, наконец, за границу.
Провожал их печальный Паша, не спуская с нее влюбленных глаз. Будучи центром
внимания, она не удержалась, чтобы не сделать прилюдно выговор своей гувернантке
Амалии. Все более и более распаляясь, она отчитывала ее на языке Данте. Паша стоял в
стороне, и все смотрел на нее с печалью. Ей искренне было жаль этого милого и благо-
родного человека. Они вошли в вагон, и Паша поднялся за ними. Вокруг нее толпились
отец, дядя, брат. “Пустите меня, пустите проститься с ней”, - умолял Паша - его пропусти-
ли. Поезд тронулся, а он никак не хотел сходить на перрон, целую ей руку. Впервые, по
русскому обычаю, она даже поцеловала его в щеку. Наконец он спрыгнул и побежал ря-
дом, как верная и преданная собака. Ей было жаль его бросать. Прямая душа, золотое
сердце. Но что делать?! Такие, как он, таким, как она, никогда не были нужны.
Глава десятая
ПОЛТАВА-ВЕНА-ПАРИЖ-НИЦЦА-САН-РЕМО-РИМ-НИЦЦА
И вот, наконец, они в Париже с отцом. Муся волнуется, как пройдет его встреча с матерью.
Останавливаются в гостинице “Grand-Hotel”, находят там депешу от матери, а к вечеру
появляется и она сама с Диной. “Произошло несколько неловкостей, - замечает Муся, - но
ничего особенно тревожного”. Так в напечатанном дневнике, на деле же она записывает:
“... распущенный, сухой, бесчувственный человек перед больной, возмущенной
женщиной. Она не могла удержаться от упреков, а он видел в них только оскорбление. А я
- между ними!” (Неизданное, 18 ноября 1876 года.)
Итак, встреча супругов через несколько лет начинается с упреков. По мнению матери, отец
сорвал брак дочери с Грицем Милорадовичем. По мнению отца, это она сорвала брак
более предпочтительный, с Пашей Горпитченко. Муся между двух огней, но все-таки
пытается найти пути к примирению родителей. Начинаются совместные поездки в Оперу
на “Прекрасную Елену” и “Поля и Виргинию”, мучительные часы в дорогих, но
маленьких и неудобных, ложах французских театров.
Их ждет завтрак у мадам Музэй с депутатом Полем Гранье де Кассаньяком. Поль
предлагает им билеты на спектакль в la Chambre, так называют палату депутатов. Весь
Париж бывает на этих “спектаклях”.
Еще при парламентской монархии палата депутатов сделалась модным местом и таким
являлась на протяжении всего девятнадцатого столетия. Зал в Бурбонском дворце Версаля, где помещались сами депутаты, был окружен трибунами, куда имели доступ при монархии