Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

персонаже. Он славился своей маниакальной дотошностью в изображении деталей.

Кстати, Сальватор Дали обожал Мейссонье. И кричал, что будущее – за академизмом.

Кроме самого знаменитого Мейссонье, есть в Салоне еще Александр Кабанель, известный

тем, что получил Римскую премию в 21 год и стал членом Института в 28, профессор

Лефевр, преподававший у Жулиана в Академии, и многие другие, всех не перечислишь.

Наконец, в Салон уже попала ее соперница Луиза-Катрин Бреслау! Правда, кто такие они

теперь? Безусловно, специалистам их имена известны, но уже не в каждой энциклопедии

эти имена найдешь. Импрессионисты, существовавшие на периферии официального

искусства давно затмили академистов. В сознании публики существуют только они. Вот

как об этом противостоянии написал Александр Бенуа, посетив в 1933 году в Париже

выставку “Жизненное убранство во времена III Республики”:

“Тут воссоздание происходит под знаком культурно-исторической характеристики, и из

всего этого, действительно, возникает le decor de la vie (жизненное убранство - фр.) во

всей специфической своей бытовой курьезности. В другом же ряде произведений мы

видим нечто совершенно иное, то, что почти всеми тогда отвергалось, что почиталось за

безумие и уродство и, что, по иронии судьбы, доставляет сейчас наиболее сильные

радости чисто художественного порядка...

Мой “упрек” устроителям в этом и заключается. За самый факт, что они украсили стены

одного зала шедеврами Ренуара, Дега, Мане, Берты Моризо, Сислея, за это, разумеется, их

попрекать нельзя. Но, с другой стороны, именно высокое и безусловное качество всех этих

произведений нарушает историческое настроение и вредит целости “амбианса”

(окружения, среды - фр.). Из всех этих картин глядят на нас тогдашние живые люди и

самая жизнь. Это, вероятно, и шокировало в них современников, преданных царившей

тогда системе условностей. И это сейчас вносит на выставку какой-то “вольный воздух” в

атмосферу, сама затхлость которой является типичной и помогает воссозданию того

времени... Подлинное “вечное” искусство оказывается несколько неуместным рядом со

всем тем, что только выражает известную эпоху. .

...Но лучше перейти к тем явлениям, что не столь бесспорны в чисто художественном

смысле, но зато как-то особенно характерны для эпохи.

...совершенно не требует оговорок достоинство портретов Бугро (знаменитая г-жа Бусико -

достойная представительница торговой аристократии), Бодри, Бонна, г-жи Аббета (Сара

Бернар), Бастьен-Лепажа (особенно поражает мастерством “Гамбетта на смертном одре”), Шаплена, Делонэ, Жаке, Каролюс-Дюрана, Венкера (портрет г-жи Кокто - матери поэта), г-жи Бреслау, Бланша и, в особенности, Больдини”.

Как мы видим, в первом списке представлены имена, которые теперь известны всему

миру, а во втором списке - в основном те, на которые ориентировалась в своем творчестве

Башкирцева. О Леоне Бонна она говорит в неизменно возвышенных тонах, Жюль Бастьен-

Лепаж, впоследствии ее близкий друг, писавший картину “Гамбетта на смертном одре” в

присутствии Марии Башкирцевой, а уж о Луизе Бреслау мы упоминали и упомянем еще

не раз. Башкирцева осталась предана царившей системе условностей.

Буржуазия хотела узнавать себя в картинах, выставляемых в Салонах. Вот как Ж.-П.

Креспель характеризует это время:

“В занимательной форме изображались ее (буржуазии - авт.) основные моральные,

социальные и религиозные черты. Добрые чувства возводились до уровня догмы.

Художники были призваны отображать патриотическое мужество, гражданскую

добродетель, сыновнюю любовь, спасительную веру, добродетели труда, экономии ... и

обременительную бедность. Третья республика, пытавшаяся придумать себе исторические

корни, акцентировала внимание на народных героях; именно в это время вытащили на

свет божий и Жанну д’Арк... Важен только сюжет, качество живописи было случайным

довеском...”

Для своего Салона Мария Башкирцева выбирает два сюжета, и оба “отец” Жулиан

утверждает.

“Имела длинное совещание с отцом Жулианом по поводу Салона: я представила два

проекта, которые он находит хорошими. Я нарисую оба, это возьмет три дня, и тогда мы

выберем...

В этом году “изобретательница” придумала следующее: у стола сидит женщина, опершись

подбородком на руки, а локтем на стол, и читает книгу, свет падает на ее прекрасные

белокурые волосы. Название: “Вопрос о разводе” Дюма. Эта книга только появилась, и

вопрос этот занимает всех.

Другое, просто Дина, в бедной юбке из crepe de Chine (крепдешина), сидящая в большом

старинном кресле; руки свободно лежат, сложенные на коленях. Поза очень простая, но

такая грациозная, что я поспешила набросать ее раз вечером, когда Дина случайно села так

и я просила ее позировать. Немного похоже на Рекамье, а чтобы рубашка не была

неприлична, я надену цветной кушак. Что меня притягивает в этом втором проекте -

полная простота и прекрасные места для красок”. (Запись от 10 февраля 1880 года.) Как мы видим, Башкирцева хорошо понимает конъюнктуру. Берет модную книгу, модного

автора, к тому же академика, “бессмертного”. В прессе и в обществе как раз идет