Его величество имел маленькой свой дворец на островке реки Воронежа; вход в оный украшали статуи языческих богов, как-то: Юпитера, Нептуна, Минервы, Геркулеса, Венеры и других. Однажды монарх велел сему архиерею быть к себе во дворец сей. Старец тот же час пошел: но войдя во двор, и увидя названные статуи, в числе коих и нагую Венеру, поворотился назад и ушел. Донесли о сем Монарху. Его величество, не понимая причин странного сего поступка, снова послал за ним но сей добродетельный, но простодушный и неученый пастырь, сказал присланному: «Пока Государь нё прикажет свергнуть идолов, соблазняющих весь народ, то он не может войти во дворец его; великий государь не мог не огорчиться на него; он послал вторично к нему с таковым указом, что если он не придет, то ослушанием предержащей власти подвергнет себя смертной казни. «В жизни моей Государь властен, – ответствовал он. – Но не прилично христианскому государю ставить языческих идолов и тем соблазнять простые сердца». Итак, охотнее он примет смерть, нежели присутствием своим одобрит сих языческих чтилищ.
Сколь ни был государь раздражен таковым грубым ответом и непослушанием архиерея сего, и но любя и почитая в нем добродетели его, снес сие терпеливо, поелику же происходило сие уже пред вечером, то монарх, услышав благовест в соборе в большой колокол, спрссил: разве завтра празднйк? но как ответствовано, что не было никакого, то повелел Монарх узнать сего причину от самого архиерея. Что же ответствовал он присланному к нему? «Понеже мне от его величества сказана смерть, того ради он, яко человек грешный, должен пред смертью своею принести Господу Богу покаяние, и испросить грехов своих прощение соборным молением; и для сего-то назначил он быть всенощному бдению.
Государь, получив такой ответ, вместо того, чтоб более еще прогневаться, не мог удержаться, чтоб не рассмеяться; и тот же час послал ему сказать, что он его во всем прощает, и для того перестал бы тревожить народ необыкновенным звоном; сего еще не довольно: снисходительнейший Государь повелел снять соблазнившие его статуи. Архиерей, на другой сего день узнав доподлинно, что статуи те сняты, пришел к Государю благодарить его за оное. Какой был при сем между ними разговор, не известно, то только верно, что Великий Государь не отменил к нему ни любови, ни уважения своего; он пожаловал еще дому архиерейскому несколько крестьянских дворов; и в каждый приезд свой в Воронеж заезжал наперед к нему. Когда же Монарх в один приезд свой, по обыкновению, заехал прежде к нему, то найдя его при самой уже смерти тронут был тем даже до слез. Чувствительный Государь пробыл у него до самой его кончины, и своими руками закрыв ему очи, и дав повеление заготовить всё к приличному его погребению, вышел весь в слезах.
Когда же настал день погребения: то Монарх на вынос тела его прибыл со всеми знатными, и морскими офицерами и мастерами корабельными, и когда готовились духовные поднять гроб его, тогда Великий Государь, обратясь к пришедшим с ним и сказал: «Стыдно нам будет, если мы не засвидетельствуем нашей благодарности благодетельному сему Пастырю отданием ему последней чести; и так вынесем тело его сами. При слове сем Монарх принялся первый за гроб его. А по отпетии погребальной панихиды, его величество вместе с вельможами и офицерами своими поднял гроб и опустил оный в землю.
Так Великий Государь почитал добродетели, и забывал досады, когда не от злости и коварства оные происходили.[157]
Такие благородные чувствования имел Кай Юлий Цезарь. Когда спросил у него однажды консул Манилий, чем бы удобнее думал он снискать вечную славу? «Прощая легко обиды и награждая щедро верность и добродетели, – ответствовал сей Герой Римский.
19. Монарх сам собою испытует: доволен ли к пропитанию солдата определенный ему паёк!
Известно всему свету, что великий государь, в нежных еще возраста своего летах, сделал начало регулярного войска, в которое записавшись сам сначала барабанщиком, потом солдатом, проходил звания сии не словом, но самым делом, исправляя все должности оных, как-то: стоял по очереди на карауле; спал с солдатами в палатке, носил одинаковый с ними мундир; возил зёмлю к крепостному строению на тележке, собственными его же руками сделанной, и ту же с ними принимал пищу и проч., и все сие для того, дабы подать собою пример беспрекословного начальникам послушания; и чтоб изведать собою же, может ли ли солдат понести всю предписанную ему службу? Но все сие происходило, как сказано, в нежном еще возрасте лет его; почему и казалось это игрою только детскою.
Известно, также, что из сего малого начала родилась скоро целая и великая армия, что введена в оную строгая дисциплина, определено каждому жалованье и пайки хлеба, круп и соли, чем себя должен содержать солдат; и что монарх и по учреждении армии сей проходил сам службу и жалован наряду с прочими в чины, и проч.